Русский Пантелеимонов монастырь на Афоне РусикРусские монахи начали обосновываться на Афоне в первые десятилетия XI века. На афонском греческом документе, датированном февралем 1016 г., рядом с другими подписями значится имя монаха Герасима, игумена русской обители, написанное на греческом языке1. Первая русская обитель на Афоне называлась в XI в. монастырем Успения Богородицы «Ксилургу» (или Пресвятой Богородицы Ксилургу). «Ксилургу» — значит «древодельца плотника», возможно, благодаря первым русским насельникам, в совершенстве владевшим плотницким мастерством.

В немногих официальных актах XI века, упоминавших об этой обители (1030, 1048, 1070 гг.), национальная принадлежность монахов Ксилургу не отмечена. Но следующий по времени подлинный акт на греческом языке 1143 года2 ясно показывает, кто населял Ксилургу. Согласно этому акту, афонский Протат передал игумену Христофору обитель Богородицы Ксилургу, причём, это сопровождалось описью всего монастырского имущества, в том числе и рукописей. Вот, что писал об этом архимандрит Порфирий (Успенский): «В 1143 году в первые дни декабря месяца избран был новый игумен Христофор, а в 14-й день того же месяца ему передано было всё монастырское имущество по описи, составленной властными старцами, назначенными от Протата. В этой описи упоминаются вещи и книги русские, как-то: апостолов 2, параклитиков 2, октоихов 2, ирмологов 2, синаксарей 4, паремейник 1, миней 12, патериков 2, псалтирей 2, святой Ефрем 1, святой Панкратий 1, часословов 2, номоканон 1»3.

Некоторые современные исследователи высказывают предположение о том, что в то время, к которому относится составление описи, в монастыре уже существовала мастерская для переписывания рукописей, поскольку большинство богослужебных книг имелось там в нескольких экземплярах4. Далее выдвигалась гипотеза о том, что «эти труды по переписыванию рукописей в русском монастыре должны были начаться копированием болгарских и македонских оригиналов, которые могли быть взяты из тамошнего болгарского монастыря»5.

Более смелое высказывание сводится к тому, что для богослужебной жизни одного монастыря такое количество книг был излишне, и изделия книжной мастерской отправлялись на Русь6. Но как бы то ни было, содержание описей свидетельствует о том, что «к 1142 году все книги монастыря были русскими и рассчитанными на многочисленную русскую братию. Греческой книги в описи нет ни одной. Это лучшее доказательство того, что монастырь Ксилургу с основания был русским гнездом. Если бы его основали в XI веке греки, в нём, наверно, сохранились бы хоть две-три греческие книги, кроме русских»7. С этим высказыванием современного исследователя частично совпадает утверждение архимандрита Порфирия (Успенского), но он делает также вывод о том, что в середине XII века русские монахи по каким-то причинам покинули свою обитель: «Эта опись (от 1143 г.) положительно доказывает, что, во-первых, в монастыре Ксилургу некогда жили русские иноки, ибо некоторые вещи их помечены в описи старыми; во-вторых, в 1143 году этих иноков уже не было там, посему-то иные насельники пометили оставленные ими вещи и книги русскими, каковые пометки не были бы деланы в описи, если бы составляли ее иноки русские»8.

Рассуждения архимандрита (впоследствии епископа) Порфирия (Успенского) кажутся довольно убедительными и логичными, но существует и другое мнение по поводу того обстоятельства, что древние хризовулы, в которых речь идёт о русской обители, написаны по-гречески. Один из авторов, живший во второй половине XIX века, писал по этому поводу следующее: «То обстоятельство, что официальные документы (русской обители— Авт.) написаны на греческом языке, доказывает только то, что русские (иноки— Авт.) для большего удобства... соображались с порядками, существовавшими на Афоне, ибо там в то время общеупотребительным был язык греческий. В этом отношении и другие славянские монастыри — Хиландар и Зограф поступали точно так же, как и русские»9.

Какое из этих двух предположений ближе к истине — смогут, видимо, показать дальнейшие археографические изыскания на Афоне, но в настоящем обзоре следует перейти к последующей истории русской обители и ее рукописей. Обитель Ксилургу достигла своего расцвета в эпоху правления на Руси князей Владимира Мономаха, Мстислава Великого и Андрея Боголюбского. Поэтому в 1169 году афонский Протат решил передать братии монастыря Ксилургу новую обитель. В акте, дошедшем до нашего времени, игумен Лаврентий дважды назван «игуменом обители Ксилургу или русов». В праздник Успения, индиктиона 2-го, 6677 (1169) года, в собрании всего духовного сословия и старейшин, прот Иоанн и 27 игуменов удовлетворили просьбу игумена обители русов и уступили ей опустевшую обитель святого Пантелеймона Фессалоникийского с тем, «чтобы она восстановлена была ими, обстроена наподобие крепости, возблестела и украсилась, и населилась немалым количеством людей, работающих Богу»10.

Протат передал обитель святого Пантелеймона игумену Лаврентию и его монахам в полную собственность и распоряжение на все последующие времена по евангельскому слову: «Всякому имущему на созидание и возделывание дано будет и преизбудет, у неимущего же, имеющего на погибель и разрушение, взято будет». Обитель Ксилургу была тоже оставлена за русскими монахами, сказавшими: «Мы в ней постригались, в ней скончались родители и сродники наши, которые содержали нас и давали нам средства жить»11.

В конце XII — начале XIII века связи обители с Православной Русью развивались и крепли, но татаро-монгольское нашествие, разорившее Русскую землю в 1237–1240 гг., сильно ослабило приток русских паломников и средств на Афон.

Особенно разрушительным оказалось для Афона нашествие каталонских пиратов. Они дважды осаждали святогорские монастыри и опустошали Афон. Сербский летописец, архиепископ Даниил, бывший в это время игуменом Хиландарской обители, повествует, как в 1309 году он отправился «в монастырь русский к святому Пантелеймону, к духовному отцу поклониться ему». В то время, когда он находился в русском монастыре, каталонцы окружили обитель и стали ее брать приступом. Они пробили ворота и «вскочите внутрь зверообразно. В тако в един час церковь божественную и все палаты монастыря того зажгоше». Монастырские здания сгорели, уцелела только крепкая каменная башня, «великий пирг», и в ней летописец Даниил с немногими монахами. Очевидно, в этом пожаре 1309 года сгорели все монастырские реликвии: его русские рукописи, грамоты великих князей и греческих царей. Случайно уцелели только 8 греческих актов с 1030 по 1169 гг.: среди них нет ни одной царской грамоты, ни одного акта XIII века. Эти 8 актов могли случайно сохраниться в пирге (башне) или в скиту Ксилургу, тогда как остальные погибли в сгоревшей церкви12.

Эта утрата подтверждается сохранившейся грамотой императора Андроника II Палеолога (1282-1328) от 1311 года. Император писал: «В честной обители россов во имя святого Пантелеймона монахи потеряли при пожаре старобытные хризовулы и прочие письменные документы, вследствие чего и просят у нашего царства другой хризовул на имения»13. Император подтвердил право обители россов на недвижимые имения в Солуни и на Каламарии, причём, по поводу одного имения он заметил, что оно было даровано русской обители грамотой его отца (Михаила VIII Палеолога (1261-1282)—Авт.), затем было утрачено и вновь подтверждено грамотой самого Андроника II. Таким образом, из содержания хризовула следует, что Свято-Пантелеймоновский монастырь в эту эпоху не только назывался русским, но и действительно принадлежал русским насельникам.

В это тяжёлое время, когда Южная Русь стала добычей татар и литовцев, когда в Северной Руси шла борьба между тверскими и московскими князьями, невозможно было ожидать помощи от России, и русский монастырь обратился за помощью к сербскому королю. Возможно, что тогда в числе братии монастыря были уже и сербы. Но основная масса братии по-прежнему была всё еще русской: это следует из слов упомянутого хризовула 1311 года «честная обитель россов» (трижды в тексте.— Авт.) и «эти русские монахи»14.

Пребывание русских на Афоне в XIV веке ясно засвидетельствовано также и в хризовуле от 1342 года болгарского царя Иоанна Александра. Окружая особым попечением болгарский монастырь Зограф и даруя ему по соглашению с императором Иоанном VI имение, царь Александр в предисловии к этому хризовулу перечисляет выходцев из разных стран, в том числе и из Руси, которые подвизались в то время на Афоне: «еже суть первее и изряднейшее греци, болгаре, потом же сербе, русси, ивере, всяк же имать память противу своему побуждению, паче же рвению»15.

«Сербский период» Руссика.

В конце 1345 года Афон попал в зависимость к сербскому царю Стефану Душану. Этот правитель стал щедро одаривать афонских монахов, согласившихся признать его «царем сербов и греков». В хризовуле от 1348 года, данном им «обители святого Пантелеймона, называемой россов», Стефан Душан писал, что эта обитель «нуждается в большом попечении и содействии», и потому он дает ей новые села. А 12 июня 1349 года царь Стефан Душан дал Руссику еще два хризовула на сербском языке. В одном из них он прямо говорит, что иноки монастыря святого Пантелеймона пришли к нему, видя «нищету последнюю монастыря, и всякого промышления и попечения тыпь и пусть, и еще от Русие всеконечное оставление», и просили царя принять на себя ктиторство над этой обителью. Стефан Душан охотно принял на себя попечение о монастыре, даровал ему автономию от Протата и сделал его «самовластным и самовольным» царским монастырём 16.

Из слов этого хризовула 1349 года можно сделать вывод о том, что монахи Свято-Пантелеймоновской обители были ещё русские, но однако следует с осторожностью подходить к сообщению о том, что монастырь испытал на себе «всеконечное от Русие оставление». Этому сообщению трудно доверять безоговорочно, потому что оно помещено именно в хризовуле царя Стефана Душана, и, по словам отечественного исследователя, «принимая на себя звание ктитора монастыря, Стефан до некоторой степени присваивал себе права русских князей и таким образом должен был объяснить свой поступок»17.

Тем не менее с этого времени в составе насельников обители начали преобладать сербы, но в целом русско-сербская братия монастыря сохраняла свой общеславянский характер. Это подтверждается тем, что многочисленные грамоты сербских государей этому монастырю в XIV и XV вв. всегда были написаны по-славянски, а не по-гречески18. Что касается царских грамот, то в хризовуле императора Иоанна VI Кантакузена Палеолога (1341-1355) монастырь святого Пантелеймона по-прежнему упоминается как монастырь русский. Этой грамотой, данной в 1354 году, император даровал «честной обители россов» некоторые села у Стримона с пастбищами и землями19. Сохранился также указ императора Мануила II Палеолога (1391-1425), которым «монастырю россов» даруется земля на острове Лимносе20.Монастырь по-прежнему сохранял свое русское название, правда, теперь иногда появляется оборот «монастырь называемый Руссов»21, «монастырь реко-ми роуси» (в грамоте деспота Драгаша от 1377, а также от 1380 гг.). Это значило, что русские монахи теперь составляют меньшинство и что русское название обители сохраняется лишь по традиции. В этот период времени в Пантелеймоновском монастыре продолжали развиваться традиции переписывания рукописей, а также переводческая деятельность, которую продолжили сербские насельники.

В XIV веке на Афоне подвизались сербские книжники, но имена многих из них, к сожалению, остаются по сей день неизвестными. Среди известных на сегодняшний день авторов того времени необходимо назвать игумена Свято-Пантелеймоновского монастыря, переводчика сочинений Псевдо-Дионисия Ареопагита, старца Исайи, написавшего интересное предисловие к этому переводу (1371 г.). В XIV–XV вв. ещё более усилилось значение Афона как места, где русские образованные люди встречались с греками, сербами и болгарами. Святая Гора была в полном смысле слова международным центром православного Востока, и значение ее в развитии русской культуры чрезвычайно велико.

Во второй половине XV века Свято-Пантелеймоновский монастырь по-прежнему имел тесные связи с другими славянскими обителями. Сохранился один документ большой важности, а именно: договор между русским Пантелеймоновским и Рыльским болгарским монастырями от 1466 года, который заслуживает особого внимания. Впервые он был обнародован одним из плеяды известных ученых XIX века, исследователем древнерусской и славянской литературы — архимандритом Леонидом (Кавелиным) (1822-1891) в 1869 году22. Архимандрит Леонид, в то время настоятель русской посольской церкви в Константинополе, сообщал, что в 1867 году рыльские монахи привезли в афонский Пантелеймоновский монастырь копию договора 1466 года: «копию с акта, хранящегося у нас, в числе отборных бумаг, в особом кивоте». Архимандрит Леонид опубликовал текст договора, сопроводив его комментариями 23.

Из текста грамоты следует, что «в более старое время» оба монастыря находились в договорных отношениях: «како суть были оба монастыря едино». По возобновленному в 1466 году (6 июня 6974 г.) договору Рыльский и Пантелеймоновский монастыри обязывались поддерживать друг друга в трудные времена, в случае нужды взаимно поставляя игумена из среды своих братств. Договор был подписан игуменом Пантелеймоновского монастыря иеромонахом Аверкием, а со стороны Рыльского монастыря — иеромонахами братьями Давидом и Феофаном и соборными старцами обеих обителей. Копия договора (на что указывает то, что подписи игумена и монастырских старцев сделаны одной рукой) хранится в настоящее время в библиотеке Рыльского монастыря. К грамоте приложены две печати (черного и белого воска) с изображениями на первой — святого Иоанна Рыльского, а на второй — святого великомученика Пантелеймона. Договор был составлен после смерти обновителя Рыльского монастыря Иоасафа. Он был издан в переводе на русский язык Н. М. Дылевским в 1974 году24.

По мнению архимандрита Леонида (Кавелина), первоначальное соглашение между двумя славянскими обителями относится к гораздо более раннему времени, нежели середина XV века. Анализируя слова грамоты о том, что «како суть были оба монастыря (Рыльский и Пантелеймоновский— Авт.) едино и прежде» (т. е. до разорения Рыльской обители турками в конце XIV или начале XV столетия), архимандрит Леонид на основании исторических данных, относящихся к жизни обеих обителей, сделал следующий вывод: «По нашему заключению,— писал он,— обстоятельство, упоминаемое в акте, т. е. соединение обоих монастырей под общим управлением при прежних ктиторах, судя по известным нам историческим событиям обеих обителей, можно с достоверностью отнести к первой половине XIV столетия»25. Приведя данные в пользу этого предположения, архимандрит Леонид далее писал: «Достоверность события XIV столетия, упоминаемого в акте XV столетия, несмотря на утрату относящегося к сему хризовула26, не подлежит ни малейшему сомнению, и в этом смысле акт 1466 года лишь обновляет для обеих существующих поныне обителей память лет древних»27.

Отметив, что первый союз обителей окончился вместе с разорением Рыльской обители во время падения Болгарского царства в конце XIV или в начале XV века, архимандрит Леонид так оценивает значение договора от 1466 года: «Долго ли продолжалось условленное этим актом вторичное соединение обоих монастырей под общим управлением, нам неизвестно, но и доныне, при совершенной независимости сих монастырей одного от другого, память их двукратного соединения означается сохранением духовного и дружелюбного общения между братством обоих монастырей»28.Что же касается самой грамоты от 1466 года, то по мнению современного болгарского исследователя, договор был составлен и заключен на Афоне, в Пантелеймоновском монастыре, с которым у братьев Иоасафа, Давида, Феофана были какие-то более ранние связи. О том, что договор был заключен на Афоне, можно судить как по отдельным выражениям, так и по упоминанию имён проигуменов, старцев и других представителей монастырского управления, несомненно, принадлежавших к более многочисленному братству монастыря, каким в то время мог быть Пантелеймоновский монастырь (и не мог быть Рыльский монастырь)29. Договор между Свято-Пантелеймоновским и Рыльским монастырями представляет собой важное свидетельство о достигнутом единении между православными славянами Балканского полуострова: болгарами и сербами с одной стороны, и русскими Пантелеймоновского монастыря и Византией, с другой,— против наступавшего в XIV–XV вв. ислама.

Возобновление связей с Россией.

В 1453 году пал Константинополь, а в 1459 году турки лишили независимости Сербию. Афон также был подчинён туркам, и для него наступили тяжёлые времена, хотя он и добился у турецкого султана некоторой автономии. В эти же годы восстановилась, наконец, связь Пантелеймоновского монастыря с Россией. Так, имеется известие о том, что в 1497 г. Паисий, игумен монастыря святого Пантелеймона, с тремя старцами был в Москве у Великого князя Ивана III. К сожалению, статейные списки Посольского приказа по сношениям с Востоком за XV столетие утрачены, но в списках, сохранившихся с 1509 года, сразу прослеживаются живые русско-афонские связи, из чего можно сделать вывод о том, что они существовали и до этого года30.

Пантелеймоновский монастырь, который стал получать щедрую помощь от Великого князя Московского Ивана III (1440-1505), а затем от его внука, царя Ивана IV Грозного (1530-1584), был посредником между афонскими обителями и Москвой и её владетелями, которые через него оказывали поддержку и другим святогорским обителям. О высокой репутации Свято-Пантелеймоновского монастыря как учёного центра свидетельствует следующий факт: в 1551 году Иван IV Грозный послал с турецким послом Адрианом Халкокондилом юношу О. М. Грекова к Патриарху цареградскому учиться греческому языку. «Если же у патриарха учиться неудобно,— писал царь,— то послал бы его в наш монастырь афонский святого Пантелеймона»31.

В 1560 году игумен Свято-Пантелеймоновского монастыря Иоаким написал сочинение, посвящённое описанию уклада жизни афонских насельников; этот труд был составлен по просьбе российского митрополита Макария (1528-1563)32. Сохранилось также описание Афона, составленное Иваном Мешениновым, который был послан туда в 1584 году с богатыми дарами от царя Ивана IV Грозного33. В Пантелеймоновский монастырь поступали из России не только материальные пожертвования, но также и книжные. Одно из таких поступлений в библиотеку русской обители связано с именем известного переписчика книг — иеромонаха Матфея (1550-1624), протосинкела Великой церкви, впоследствии митрополита Миры. Иеромонах Матфей находился в Москве с 1596 по 1597 гг., занимаясь, в частности, книгописанием. Одна из принадлежащих перу иеромонаха Матфея рукописей — Литургарион (1599)34, находится в библиотеке Пантелеймоновского монастыря (№ 426).

Другой греческий церковный деятель — архиепископ Арсений Элассонский (1550-1626) также имеет прямое отношение как к Русской Православной Церкви, так и к Свято-Пантелеймоновскому монастырю. Прибыв в Москву в 1588 году вместе с константинопольским Патриархом Иеремией II, он принял участие в поставлении первого русского Патриарха и остался после этого навсегда в России. Связав свою судьбу с Россией, архиепископ Арсений тем не менее поддерживал тесные связи с православным Востоком, и в частности с Афоном. В 1620 году в Пантелеймоновский монастырь было послано приобретенное Арсением в Москве в 1613 году базельское издание 1538 года сочинения Павла Эгинского. Запись архиепископа Арсения, сделанная в 1620 году на этой книге, гласила: «В лето 7128 (1620), смиренный Арсений архиепископ Суздальский и Тарусский великой России, а прежде Элассонский и Димоникский второй Фессалийской епархии, посылаю сию медицинскую книгу в святой великий монастырь святого великомученика Пантелеймона на Святой Горе из великой Москвы» 35.

Начало XVII века было тяжёлым временем как для России, переживавшей эпоху междоусобных раздоров, так и для Свято-Пантелеймоновской обители. Смутное время надолго отрезало Афон от России, и только в 1626 году в Москву прибыл игумен Мелетий, жаловавшийся, что «наш монастырь, нарицаемый Русский» впал, в большие долги и заложил всё своё имущество. В 1677 году он был вынужден продать иерисскому епископу Христофору свою арсану (пристань), на которой епископ устроил небольшой монастырь. Затем эта пристань опять вернулась во владение Руссика, и именно на этом месте был впоследствии построен новый монастырь святого Пантелеймона36.

К концу XVII века Свято-Пантелеймоновский монастырь вновь впал в запустение. Причиной тому послужила русско-турецкая война за Азовское море и связанные с этим затруднения по оказанию обители материальной помощи из России. Один из рукописных памятников, сохранившийся от того времени, свидетельствует о том, что в начале XVIII века наместником Пантелеймоновского монастыря некоторое время был игумен Варлаам; его перу принадлежит помянник, написанный им на украинском языке в 1705 году37. Варлаам был уроженцем Великого Новгорода и, будучи иеромонахом, отправился для поклонения святым местам и прибыл на Афон, где его просили сделаться игуменом вконец обедневшего монастыря. Он энергично принялся за восстановление обители. По его словам, все святогорские отцы, с благословения константинопольского Патриарха Гавриила «советовавше с собою», решили, чтобы между разными греческими и болгарскими афонскими монастырями был один русский, «в котором бы могли находить приют все русские странники и богомольцы, для которых пребывание в греческих монастырях, по незнанию греческого языка, было во многих отношениях неудобно и затруднительно»38.

Чтобы достать средства на восстановление монастыря святого Пантелеймона, игумен Варлаам в 1707 году с жалованной грамотой отправился в Москву, где сообщил царю Петру I, что «вся братия в Пантелеймоновском монастыре исключительно теперь русская, но сам монастырь обретается в великой скудости и сосудов и риз построить и книг на что купить не имеется». Ему были выданы из царской казны щедрые пожертвования для монастыря и, кроме всего прочего, книги. В 1712 году игумен Варлаам снова был в Москве и снова получил для монастыря всё необходимое, и в том числе книги39.

Дело Варлаама об устроении Пантелеймоновского монастыря продолжал его преемник игумен Киприан, родом из Харькова. В 1720 году он приехал в Москву за помощью для монастыря и, увозя щедрые пожертвования, наряду с церковной утварью вёз пополнение для Свято-Пантелеймоновского книгохранилища.В 1726 году Афон в первый раз посетил Василий Григорович-Барский. Он с чувством радости описывал, как ему было приятно оказаться среди своих соотечественников в монастыре святого Пантелеймона. Но он писал также, что нашел в нём всего четырёх иеромонахов: двух русских и двух болгар (с игуменом болгарином во главе монастыря). Монастырь «ещё же и того ради называется русский, яко от древних царей русских милость и призрение к нему большее показавашеся, нежели к иным, их же и хризовулы тамо видех еще хранимы»,40 — писал В. Г. Барский. Второй раз В. Г. Барский смог посетить Афон только лишь в 1744 году. За это время в Свято-Пантелеймоновском монастыре произошли значительные перемены. Новые войны времён императрицы Анны Иоанновны опять сделали трудным положение русских монахов на Афоне, и в 1735 году монастырь святого Пантелеймона населили греки. Поэтому во время своего вторичного посещения Афона в 1744 году В. Г. Барский не нашёл ни одного русского инока в обители святого Пантелеймона. Он объяснял эту перемену следующими причинами: «егда стало невольно российским монахам выходи-ти из своего отечества в чужие страны (по случаю войны 1734–1739 гг.), взяша его во власть свою греки и до днесь обладают»41.

По словам В. Г. Барского, греки «россам же или сербам или болгарам отнюдь в нём жительствовать не попущают, бояшися, да не како его благословно возьмут в свою власть, аки древнюю свою обитель». Богатую славянскими рукописями и печатными книгами Пантелеймоновскую библиотеку греки к этому времени почти всю распродали, о чём также со скорбью писал В. Г. Барский: «Бяху же тамо, якоже слышится, и книги многи, печатныя же и древния рукописныя славянския; в прибытие же мое тамо малочисленныя обретошася, некия точию правильные и отеческия, но и те готовы бяху продати греческие тамо живущие отцы»42.

Продолжавшиеся во второй половине XVIII столетия войны России с Турцией прекратили сообщение Афона с Россией и предоставили монастырь святого Пантелеймона, как и другие афонские обители, их собственным средствам: это положение дел особенно повредило славянским монастырям, а именно: Свято-Пантелеймоновскому монастырю, Зографу, Хиландару (другие обители, такие как Свято-Павловская, Филофеевская, Ксиропотамская, ещё ранее перешли в полное владение греков). Греки, жившие тогда в Свято-Пантелеймоновском монастыре, сначала находили благотворителей в лице молдаво-валашских господарей, но впоследствии монастырь снова пришел в упадок.

В годы греческого восстания против турок (1821-1831), когда турецкие войска особенно притесняли монахов, Руссик был даже на несколько лет оставлен братией. В этой бедственной ситуации греческие иноки стали просить русских монахов, начавших в 1830-х годах снова приходить на Афон, чтобы они обосновывались в Руссике. В 1834 году игумен обители святого Пантелеймона пригласил в монастырь русских монахов из других скитов, надеясь на новый приток средств из России. В 1840 году это приглашение повторил новый игумен обители отец Герасим. И действительно, дела монастыря стали быстро поправляться. С 1840 по 1866 гг. были выплачены долги и даже выкуплены давно проданные имения. Монастырь стал обстраиваться прекрасными зданиями43. Усилилось русское паломничество на Афон, а вместе с тем открылись новые возможности для отечественных исследователей, стремившихся побывать на Афоне для изучения древних рукописей.

Деятельность русских исследователей середины XIX — начала XX вв. Одним из первых учёных-паломников, прибывших на Афон из России в середине XIX века, был В. И. Григорович (1815-1876). Этот отечественный исследователь в 1844–1847 гг. предпринял длительное путешествие по балканскому югу и оставил обстоятельное описание этого путешествия. В. И. Григорович хорошо знал греческий язык (в Дерптском университете он занимался изучением греческого языка и греческой литературы); приехав в 1838 году в Казань, он читал в университете греческий язык и уже тогда проявлял интерес к истории Афона и его рукописному наследию. Прибыв на Афон, он уделил особое внимание Свято-Пантелеймоновской обители, где ему был оказан самый радушный прием. Он ознакомился здесь с большим числом рукописей, смог кратко описать их содержание, а некоторые целиком переписал с целью дальнейшего изучения. В. И. Григорович отметил в путевом дневнике свои впечатления от осмотра древней русской обители с её книгохранилищем: «3–29 генваря (1845 г. — Авт.). Монастырь Руссик с храмом великомученика Пантелеймона. Общежительный. Запустелый много лет, он возник опять тому назад лет тридцать. Новые его здания расположены у самого моря, между монастырями Ксенофонтом и Ксиропотамом. Живописные развалины старого здания находятся повыше его, расстоянием на два часа. Уступая средствами к содержанию прочим монастырям, он превосходит их строгостью правил и достоинством своих обитателей, отличающихся любознанием и деятельностью. Направлением своим он обязан возвышенному духу игуменов, покойного и настоящего, которые, строго соблюдая мир и согласие, старались устранить подозрительность и лицемерие, следствия своевольного невежества. Согласная его братия состоит теперь из русских и греков. Библиотека его, помещённая в особом нарочном здании, новая, недавно составленная, но с выбором и приспособлена к нуждам духовных лиц. Она заключает до 500 книг, в том числе старые издания отцов Церкви и византийских историков. Рукописей до 60-ти, вообще богословского содержания, например, сочинения Феофилакта, Дионисия Ареопагита, Василия Великого и прочих. Славянских (рукописей— Авт.) только 6»44.

Относительно посещения скита, носящего имя Богородицы и принадлежавшего Свято-Пантелеймоновскому монастырю, В. И. Григорович в официальных донесениях ограничился лишь упоминанием о хранившихся там 12 рукописях аскетического содержания; немногим более можно узнать и из его дневника, где посещение этого скита датировано 25 января 1845 года (там В. И. Григорович переночевал и отправился в Карею). Ни в одном официальном отчете, ни в дневнике В. И. Григорович не обмолвился ни одним словом, что в этом скиту им было приобретено глаголическое Евангелие, по месту находки названное Мариинским. О нём упоминается в официальном донесении, но в такой краткой форме, которая не даёт почти никаких сведений; отмечая, что глаголица встречалась и в рукописях других монастырей, В. И. Григорович добавляет: «Свидетельство имею сам в одном отрывке Евангелия, писанного глаголитскими буквами, о котором доложу впоследствии»45.

Биограф В. И. Григоровича привёл дополнительные сведения об обстоятельствах, связанных с находкой Мариинского глаголического Евангелия. По его сведениям, получив разрешение осмотреть книгохранилище скита, Григорович отправился туда в сопровождении монаха, который должен был помогать ему. Книги и рукописи лежали на полу; он сел на пол и стал разбирать их. И вдруг, к его радости, ему попалось глаголическое Евангелие. «Но я,— рассказывает В. И. Григорович,— тотчас же догадался, что в присутствии монаха-наблюдателя не надо выказывать особенного интереса и радости; я с видом полнейшего равнодушия отбросил рукопись в угол. Однако же монах, вероятно, заметил на моём лице хоть на мгновение мелькнувшее радостное изумление; он подошёл к тому месту, куда отброшена была рукопись, поднял её, посмотрел и, сказав: «А, это по-грузински написано»,— положил её опять». Вечером Григорович обратился к одному из послушников, объяснил ему, что он желал бы в своей келье на досуге рассмотреть некоторые рукописи, и просил его сходить в библиотеку и принести оттуда несколько рукописей. Он питал надежду, что в числе захваченных послушником рукописей попадёт и драгоценное Евангелие. Его ожидания сбылись: услужливый насельник доставил ему то, чего он ожидал с нетерпением и тревогой46.

По возвращении в Россию В. И. Григорович ознакомил русские научные круги с найденным им сокровищем. В 1847 году к изучению Мариинского Четвероевангелия приступил академик И. И. Срезневский (1812-1880). В. И. Григорович осознавал громадную научную ценность, которую представляла собой найденная им глаголическая рукопись, и поэтому не покажется слишком странным то, что однажды И. И. Срезневский, взяв домой для работы некоторые рукописи у В. И. Григоровича, ночью был разбужен звонком их владельца, который не мог спать от беспокойства за их судьбу и пришёл за ними. О том, как Григорович берёг Мариинское Четвероевангелие, свидетельствует следующий рассказ А. И. Соколова: «Однажды, показывая мне новые шкафы своей библиотеки, он сказал, что заготовил мешки, чтобы в случае пожара, удобнее было вытаскивать книги. А если нельзя будет спасти библиотеку,— прибавил он,— то спасу только вот этот шкаф (в котором находились отборные рукописи), а если и его нельзя будет спасти, то захвачу только моё глаголическое Евангелие, и предоставлю всё остальное огню»47. «В афонских монастырях рассмотрел я 2800 греческих и 445 славянских рукописей,— писал В. И. Григорович в своем отчёте для министерства народного просвещения.— Сверх сего, на Афоне я старался ознакомиться с действительным сокровищем монастырей — их хризовулами, которых с достоверностью полагаю числом 2000. Несмотря на все усилия..., из сего числа успел я читать и частью списать до 120. Списанные хризовулы, как мне кажется, имеют особенную важность по отношению к географии и этнографии средних веков»48.

Архимандрит Порфирий (Успенский) прибыл в первый раз на Афон 11 августа 1845 года и пробыл там до 1 июля 1846 года, за исключением февраля и марта, которые провёл в Константинополе из-за тяжелой болезни. «Посетив все 20 монастырей, 7 скитов и некоторые келий, в течение восьми с половиной месяцев, в часы досужные от богомолья и собеседования с духовными старцами,— пишет архимандрит Порфирий,— я успел не только прочитать, переписать частью в целости, частью сокращенно, и выметить большое число актов, но и сделать точнейшие снимки (факсимиле) с весьма многих из них и с некоторых древних икон и рукописей греческих и славянских, накладывая на них тонкую прозрачную бумагу, которую приготовляли мне русские иноки, пропитывая её деревянным маслом и высушивая на солнце»49.

«Умалчиваю о тяжких трудах, нередко приводивших меня в истому,— писал далее о своем пребывании на Афоне архимандрит Порфирий,— не упоминаю о чрезвычайной трудности читать ветхие хартии, написанные замысловатыми стенографами и кудрявыми почерками, и читать их или через увеличительное стекло, или обращая против солнца те места, где чернила совсем изгладились, и всматриваясь в светящиеся углубления букв, сделанные твёрдым стилом на пергамине. А радуюсь тому, что сладчайшее для сердца моего братолюбие афонских старцев и их благоговение и любовь к Православной Церкви открыли мне, не все, но многие сокровища поучительной древности»50. По словам архимандрита Порфирия, написанным им вскоре после ознакомления с афонскими книгохранилищами, «в обителях Святогорских скрывается заветный, драгоценный клад для науки. Если бы удалось собрать и напечатать все тамошние акты с добавкой критического разбора их, то появление их сделало бы эпоху в науке»51.

Следует сказать о библиографических изысканиях архимандрита Порфирия в Пантелеймоновской обители. В своём письме А. П. Толстому от 4 октября 1858 года он писал: «По сию пору в Есфигмене и Руссике отчётливо рассмотрены мною 80 старинных рукописей греческих и славянских и внимательно сличены многие чтения из Ветхого Завета, содержащиеся в рукописных греческих Минеях XIV века, в нынешних печатных Минеях греческих и славянских и в Тишендорфовском издании Ватиканского текста Библии (1850 г.)»52. Интересно наблюдение архимандрита Порфирия, которое позволяет составить косвенное представление о насыщенности книгохранилища Свято-Пантелеймоновской обители богослужебными книгами. В дневнике при своём втором посещении Афона он сделал следующую запись: «Апреля 23, 1861 г. Пасха. В Пантелеймо-новском монастыре. Во время вечерни 20 иеромонахов читали уставное Евангелие растянувшись прямой линией от алтаря до западных дверей храма. У каждого из них было печатное Евангелие в бархатном переплёте с серебряно-позлащенными образками. Богаты русские монахи!»53. Но это книжное богатство составляли в основном печатные книги сравнительно позднего издания. А что касается древних рукописей и хризовулов, то примерно в то же самое время, к которому относятся наблюдения архимандрита Порфирия, афонские иноки сами оценили состояние книгохранилища своего монастыря: «Библиотека русского монастыря очень скудна. В минувшие смуты, коснувшиеся Святой Горы, и во временное запустение монастыря, большая часть книг и рукописей была расхищена, но... сохранилось лучшее и драгоценнейшее — святые мощи и более 50 царских и других грамот, в числе которых — 4 (грамоты— Авт.) русских царей: Феодора Иоанновича (7100 г. сентября 5), Михаила Феодоровича (7134 г. июля 29), Алексея Михайловича (7168 г. февраля 29), Иоанна и Петра Алексеевичей (7198 г. мая 31) и одна патриарха российского Иова (7099 г. марта б)»54. Выше уже встречалось имя архимандрита Леонида (Кавелина), который много сделал для изучения архива Свято-Пантелеймоновского монастыря. В статье «Историческое обозрение Руссика» (Херсонские епархиальные ведомости, 1867 год, прибавление) отец Леонид опубликовал часть документов этого монастыря. Затем в 1868 году в 24-й книге «Гласника» по снимкам и копиям архимандрита Леонида были изданы в полном виде 18 актов Руссика на славянском языке, из них — 15 сербских, 3 — валашских господарей. Наконец, в 1873 году в Киеве на средства самой обители вышел сборник: «Акты русского на Святом Афоне монастыря Святого Пантелеймона». Сюда было внесено всё, что сохранялось ещё в монастырском архиве: славянские акты в том виде, как они были изданы в «Гласнике», греческие хризовулы, сигиллионы, юридические и межевые документы, румынские и русские грамоты: всего 86 документов. Издание было выполнено на высоком научном уровне: греческий и румынский тексты были снабжены параллельными русскими переводами, многие из документов сопровождались пояснительными замечаниями, а в начале книги была помещена краткая история самого монастыря. Как писал тогда об этом событии один из русских учёных: «Изданием этого сборника настоятельство Руссика оказало большую услугу исторической науке; было бы весьма желательно, чтобы и другие афонские монастыри последовали доброму примеру своего славянского собрата. Только этим путём и могли бы вполне раскрыться все богатства афонских архивов»55.

Издание актов Пантелеймоновской обители было высоко оценено и зарубежными специалистами того времени. Так, профессор Афинского университета Спиридон Ламброс писал по этому поводу: «Мы вправе ожидать и от других обителей того же, что сделано русскими святого Пантелеймона, издавшими в подлиннике и в русском переводе акты своего монастыря и обогатившими это издание множеством примечаний... Настало время не скрывать хризовулы, а предавать их гласности»56. Напечатание актов и хризовул Свято-Пантелеймоновского монастыря, засвидетельствовавших о давности права русских святогорцев на обитель, неожиданно вызвало недовольство греков, которые стали требовать, чтобы все подлинные акты были переданы в их руки. С их стороны начались соответствующие действия в надежде на опору Протата. Видя такое враждебное отношение, духовники — русские насельники Иероним и Макарий сначала думали, что кротостью и уступками можно будет умиротворить враждующих, и потому с христианским смирением отдали насильственно требуемые от них хризовулы и печать, но это не смогло упразднить напряжённость в отношениях, и примирение состоялось лишь в 1874 году57.

К 1874 году число русской братии в Свято-Пантелеймоновском монастыре достигло 300 человек, греков к этому времени насчитывалоь около 200 насельников. Престарелый игумен — грек Герасим сам назначил своим преемником в качестве наместника монастыря русского инока Макария, который и был выбран в игумены в 1875 году, правда, не без определенного противодействия. С этого времени монастырь снова становится под водительство русских иноков, хотя в нём по-прежнему жили насельники и из греческой братии, ради которых служба в старом соборе совершалась на греческом языке. Настоятельство архимандрита Макария (1875-1889) было блестящим периодом в истории Пантелеймоновского монастыря. При игумене Макарии монастырь предпринял обширную просветительско-издательскую деятельность, распространяя среди верующих миллионы листков, брошюр и книг религиозно-нравственного содержания. К этому периоду времени относится свидетельство одного из русских паломников, посетившего Свято-Пантелеймоновскую обитель и уделившего особое внимание описанию монастырского книгохранилища: «Библиотека производит отрадное впечатление своей чистотой и порядком, в котором выглядывают из-за стёкол длинные ряды переплётов. Тут есть книги по самым разнообразным отраслям человеческого знания; но рукописный отдел менее обширен и интересен, чем в других афонских монастырях; вероятно, он немало пострадал во время несогласий, ещё недавно происходивших в Руссике между греками и русскими. Впрочем, в последнее время, понимая всю ценность старинных памятников письменности, монахи охотно покупают рукописи, если они попадают в продажу из других монастырей Афона; не знаю только, удачны ли подобного рода приобретения, тем более, что вовсе не имеется специалистов, которые могли бы руководить покупкой. Мы познакомились с библиотекарем, отцом Матфеем, который знает, кажется, наизусть все каталоги и названия книг, находящихся во вверенном ему книгохранилище»58.

Личность отца Матфея, ставшего душой монастырской библиотеки, вызывала неизменную симпатию всех русских исследователей, которым он всегда был рад оказать посильную помощь. X. М. Лопарев, побывавший с научной целью на Афоне в 1896 году, писал: «Пользуясь драгоценными указаниями библиотекаря отца Матфея, я ознакомился с новым списком мучения святого Модеста, архиепископа Иерусалимского, и затем, встретив здесь редкое печатное издание Творений Иосифа Вриенния, списал слово его, сказанное по случаю смерти супруги императора Иоанна Палеолога — Анны, дочери Великого князя Василия Димитриевича»59. Через несколько лет с отцом Матфеем суждено было познакомиться другому русскому исследователю, специалисту в области христианского искусства Н. П. Кондакову: «Библиотека Руссика,— писал Кондаков, -составляет видный почин афонского православия в деле его научного исследования, и на этом поприще уже начинают работать и руководят им достойнейшие представители афонского монашества. Таков на первом месте отец Матфей, библиотекарь Руссика, учёный издатель монастырских «актов», видный инициатор всех научных стремлений этой выдающейся обители, доказавший монашеству практическую пользу исторической науки тем, что по актам доказал права русских на эту обитель»60. И наконец, следует привести более подробную характеристику отца Матфея — библиотекаря Свято-Пантелеймоновского книгохранилища, поскольку с его личностью связан один из самых блестящих периодов в истории книжного наследия этой афонской обители. Последние годы его деятельности проходили при наместнике архимандрите Андрее, который управлял монастырем с 1899 по 1903 гг. вплоть до самой своей смерти, сменив на этой должности отца Макария, при жизни которого он был избран его преемником. Вот свидетельство русского учёного-паломника И. Соколова, побывавшего на Афоне в начале нынешнего столетия и встречавшегося с отцом Матфеем: «Мы укажем только на библиотекаря отца Матфея, с которым приходится иметь дело всякому, кто приезжает на Афон с научной целью. Отец Матфей — человек замечательный в разных отношениях. Прежде всего, это учёный в полном смысле слова. Кажется, нет такой области знания, которой бы он не интересовался. Особенно почтенны его познания в богословии, истории, археологии, филологии. Между прочим, он прекрасно знает языки новогреческий, турецкий и французский, на коих и ведёт обширную официальную корреспонденцию монастыря с Протатом, исполняя обязанности и монастырского грамматевса (секретаря). А сведения отца Матфея в греческой палеографии прямо изумительны: он не только с замечательным искусством читает греческие рукописи, но и прекрасно знаком с составом всех монастырских библиотек Афона и на каждый вопрос из этой области может дать интересующемуся обстоятельные сведения. Свою библиотеку отец Матфей любит, как дорогое детище. Он не только привёл и содержит её в образцовом порядке, снабдив описаниями и каталогами, но и постепенно обогащает её новыми приобретениями. Последнее дело заслуживает величайшей похвалы. В то время, как библиотеки греческих монастырей остаются «статус кво» в течение десятков лет, отец Матфей ежегодно восполняет состав Пантелеймоновской библиотеки новыми кодексами и свежими списками драгоценных греческих текстов, сохранившихся в иных библиотеках Афона. Вследствие этого молодая библиотека Русского монастыря в настоящее время почти ничем не уступает в своём богатстве древнейшим книгохранилищам греческих обителей, а в некоторых отношениях даже и превосходит их (например, по составу рукописей из новейшей истории Греческой Церкви). Учёные заслуги отца Матфея известны всем, кто интересуется историей христианского Востока, и оценены даже на Западе: года два тому назад отец Матфей получил от Парижской Академии Наук официальное признание в почётном звании учёного, удостоившись соответствующего ордена и диплома. Особенно удивительно в этом человеке то, что свои обширные познания он приобрёл самообразованием без предварительной систематической школы. А затем, отец Матфей — редкий по скромности и нравственным доблестям монах. Несмотря на то что в монастыре он, в некотором роде «персона грата», отец Матфей по своему смирению упорно отказывается от сана даже иеромонаха и остаётся простым иноком, неся наряду со всеми обычные монастырские послушания. Его дорога только в храм да в библиотеку, а за стены обители он никогда и не выходит, проводя всё свободное от послушаний время в своей келии, среди кодексов и хартий, да в беседе с заезжими учёными, которые по приезде в Русский монастырь прежде всего спешат к этому замечательному человеку для поучения и наставлений касательно богатейшей и обширнейшей афонской письменности. Дай Бог, чтобы в Руссике никогда не оскудевал дух геронта -отца Матфея»61.

В 1880 году профессор Афинского университета Спиридон Ламброс составил каталог греческих рукописей, хранившихся в 20 афонских книгохранилищах. Число древних греческих манускриптов, имевшихся к тому времени в Свято-Пантелеймоновском монастыре, составило 264 рукописи. Эти данные позволяют сделать оценку роста числа рукописей в Пантелеймоновском книгохранилище за последующие несколько лет: по сведениям профессора А. А. Дмитриевского, на 1889 год там насчитывалось уже 850 рукописей62, которые, по-видимому, поступили сюда из библиотек других афонских обителей.

Реальность и перспективы.

Многие невзгоды претерпел Свято-Пантелеймоновский монастырь с началом первой мировой войны. В течение нескольких десятилетий монашеская братия не имела связи с родиной. Об этом периоде времени имеется краткое свидетельство шотландского паломника Сиднея Лоха, который посетил в те годы книгохранилище Свято-Пантелеймоновского монастыря. «В библиотеке (Пантелеймоновской.— Авт.) сохранилось несколько иллюстрированных Евангелий, датируемых XI–XIV вв., несколько фрагментов рукописей, несколько славянских пергаментов, десятки славянских церковных книг, написанных до XIX века, и значительное количество современной богословской литературы»63,- писал С. Лох. В те трудные годы не могло быть и речи о каких-либо изысканиях отечественных исследователей на Афоне. Ещё совсем недавно видный ученый Я. Н. Щапов писал: «Что касается Пантелеймонова монастыря «Руссика», в котором в послевоенные годы был пожар, то новых сведений о русских рукописях, принадлежавших этому монастырю, в нашем распоряжении нет»64. Лишь только в начале 1960-х гг. возобновилось пополнение Свято-Пантелеймоновского монастыря иноками Русской Православной Церкви. Грузинский исследователь и публицист Гурам Патария, побывавший на Афоне в 1977 г. и лично убедившийся в бедственном состоянии ряда святогорских хранилищ, предлагал следующее: «Если по каким-то причинам церковные власти (Афона.— Авт.) не хотят допускать туда учёных (светских специалистов.— Авт.), то, может, можно было бы послать туда представителей наших религиозных организаций, которые вообще могли бы многое сделать для предотвращения утраты ценных памятников христианской культуры за рубежом»65. Но, к счастью, времена меняются, и осенью 1983 года научная экспедиция из нашей страны смогла приступить к работе на Афоне, возобновив, таким образом, после 70-летнего перерыва изучение святогорских рукописей66.В состав этой рабочей группы входили её руководитель архимандрит Иннокентий (Просвирнин) (Издательский отдел Московского Патриархата), а также представители Академии Наук А. А. Лебедев, Н. Б. Тихомиров и А. А. Турилов. Экспедиция проводилась под эгидой Археографической комиссии при Президиуме АН. 27 февраля 1984 года в конференц-зале библиотеки Академии Наук в Ленинграде состоялось заседание, на котором архимандрит Иннокентий сделал сообщение о результатах работы научной экспедиции на Афоне и об изучении рукописей Свято-Пантелеймоновского монастыря. В этот же день научные материалы экспедиции были переданы в рукописный отдел БАН, где, согласно ранее принятому решению, организовано хранилище рукописных материалов, связанных с историей Святой Горы. Эта работа отечественных исследователей представляет большую ценность ещё и потому, что рукописи, хранящиеся в святогорских обителях, подвергаются разного рода опасностям. Так, в 1968 г. в Свято-Пантелеймоновском монастыре возник пожар. По свидетельству насельников обители, пламя стало быстро распространяться и уже охватило постройки, прилегающие к библиотеке, в огне была дверь книгохранилища, но именно в этот момент пожар удалось потушить. Это счастливое обстоятельство позволило сохранить бесценные рукописи, в противном случае они разделили бы судьбу манускриптов Андреевского скита.

В настоящее время библиотека монастыря содержит более 1320 греческих и около 600 славянских рукописей, написанных как на пергаменте, так и на бумаге67. В библиотеке также имеется более 20 тысяч печатных книг на русском и греческом языках, среди которых встречаются довольно редкие издания... В архивах Свято-Пантелеймоновского монастыря имеется больше всего материалов, связанных с историей многовековых духовных связей святогорских обителей с Русской Православной Церковью.

Архимандрит Августин (Никитин),
доцент Санкт-Петербургской духовной академии

[1] См. Rouillard G., Collomp P. Actes de Lavra, p. 52. Цит. по: Дуйчев И. Центры византийско-славянского общения и сотрудничества. Труды Отдела древнерусской литературы (ТОДРЛ),№ 19. М.-Л., 1967, с. 123.
[2] По другим данным — 1142 г. (См. Соловьев А. В. История русского монашества на Афоне. Белград, 1932. Отдельный оттиск из «Записок Русского научного института в Белграде», вып. 7, с. 142).
[3] Порфирий (Успенский), епископ. Восток христианский. Афон. Ч. III. СПб., 1892, с. 15.
[4] Мошин В. О периодизации русско-южнославянских литературных связей X–XV вв. ТОДРЛ, № 19, М.-Л., 1963, с. 62.
[5] Там же, с. 62.
[6] Сапунов Б. В. Книга в России в XI–XIII вв. Л., 1978, с. 170.
[7] Соловьев А. В. Цит. соч., с. 142.
[8] Порфирий (Успенский). Цит. соч., с. 15–16.
[9] К вопросу о притязаниях греков на русский афонский монастырь святого Пантелеймона. «Христианское чтение», 1874, октябрь, с. 90.
[10] Соловьев А. В. Цит. соч., с. 143
[11] Там же.
[12] Там же, с. I47.
[13] Там же, с. 148.
[14] Там же, с. 149.
[15] Цит. по: Ильинский Г. Грамоты болгарских царей. М., 1911, номер 3.
[16] См. Соловьев А. В. Цит. соч., с. 149.
[17] См. Флоринский Т. Памятники законодательной деятельности Душана, царя сербов и греков. Киев, 1888, с. 63.
[18] См. Соловьев А. В. Цит. соч., с. 149.
[19] См. «К вопросу о притязаниях...», «Христианское чтение», 1874, октябрь, с. 84.
[20] Там же, с. 85.
[21] В хризовуле 1348 г., в акте Протата 1363 г. См. Соловьев А. В. Цит. соч., с. 149.
[22] См. Леонид (Кавелин), архимандрит. О соединении под общим управлением болгарского Рыльского и русского Афонского монастырей. «Чтения в императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете». 1869, июль-сентябрь, кн. 3.
[23] Там же, с. 5–6.
[24] См. Дылевский Н. М. Рыльский монастырь и Россия в XVI-XVI1 вв. София, 1974, с. 36–38.
[25] Леонид (Кавелин), архим. Цит. соч., с. 2.
[26] По поводу этой утраты архимандрит Леонид заметил, что хризовулов, «которые, по объяснению отцов Давида и Феофана, видены были ими некогда в Русском Афонском монастыре, ныне нет, так как большинство древних славянских актов этой обители утратилось во время оставления ее русскими иноками в прошлом (XVIII.— Авт.) столетии». Цит. соч., с. 4.
[27] Там же.
[28] Там же.
[29] Дылевский H. M. Цит. соч., с. 40.
[30] См. Соловьев А. В. Цит. соч., с. 151.
[31] См. Сношения России с Востоком по делам церковным. СПб., 1858, с. 69.
[32] См. «Чтения в императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете» (ЧОИДР), 1846, год первый, номер 4, отд. V, с. 15–31.
[33] См. ЧОИДР, 1871, кн. 1, отд. II, с. 63–66.
[34] В кн.: Фонкич Б. Л. Греко-русские культурные связи в XV–XVII вв. М., 1977, с. 64–65.
[35] Цит. по: Фонкич Б. Л. Цит. соч., с. 58.
[36] См. Соловьев А. В. Цит. соч., с. 154.
[37] Там же.
[38] Цит. по: Каптерев Н. Русская благотворительность монастырям Святой Горы Афонской в XVI, XVII и XVIII столетиях. ЧОИДР, 1882, январь-апрель, ч. I, с. 113–114.
[39] Там же, с. 114.
[40] Пешеходца Василия Григоровича — Барского Плаки Албова, уроженца Киевского, монаха Антиохийского, путешествие к святым местам в Европе, Азии и Африке. СПб., 1778, с. 690.
[41] Там же, с. 696.
[42] Там же, с. 694.
[43] См. Соловьев А. В. Цит. соч., с. 155–156.
[44] Григорович В. И. Очерк путешествия по европейской Турции. М., 1877, с. 37.
[45] Донесения В. И. Григоровича об его путешествии по славянским землям. Казань, 1915, с. 249.
[46] См. Петровский Н. Путешествие В. И. Григоровича по славянским землям. ЖМНП, 1915, часть 59, октябрь, с. 250.
[47] Там же, с. 249.
[48] Краткая записка о путешествии магистра Казанского университета В. Григоровича. ЖМНП, 1847, часть 54, с. 28.
[49] Цит. по: Порфирий (Успенский), архим. Указатель актов, хранящихся в обителях Святой Горы Афонской. СПб., 1847, с. 2–3.
[50] Там же, с. 3.
[51] Там же, с. 3–4.
[52] Цит. по: Материалы для биографии епископа Порфирия (Успенского). Т. I. СПб., 1910, с. 726. Письмо графу А. П. Толстому от 4 окт. 1858 г.
[53] Порфирий (Успенский), епископ. Книга бытия моего. Т. УИ. СПб. 1901, с. 372.
[54] Нынешний Руссик или Русский монастырь во имя святого великомученика и целителя Пантелеймона. Изд. 3-е. СПб., 1869, с. 13.
[55] Флоринский И. Афонские акты и фотографические снимки с них в собраниях П. И. Севастьянова. СПб., 1880, с. 61–62.
[56] Цит. по: Дестунис Г. С. О каталоге греческих афонских рукописей, составленном летом 1880 года. ЖМНП.ч. 213, с. 161.
[57] См. Муравьев А. Н. Афон Руссик. ТКДА, 1880, ноябрь, с. 440–441. (Сам Муравьев совершил путешествие на Афон в 1874 г. с целью умиротворения греков с русскими на Афоне, которое состоялось уже после смерти его.— Авт.).
[58] Смирнов Алексей. Две недели на Святой Горе. М., 1887, с. 14.
[59] Лопарев X. М. Краткий отчет о поездке на Афон летом 1896 г. В: «Сообщения императорского православного Палестинского общества», 1897, февраль, с. 25.
[60] Кондаков Н. П. Памятники христианского искусства на Афоне. СПб., 1902, с. 19–20.
[61] Соколов И. Афонское монашество в его прошлом и современном состоянии. СПб., 1904, с. 72–73.
[62] Дмитриевский А. А. Библиотеки рукописей на Синае и Афоне под пером профессоров-палеографов В. Гардгаузена и С. Ламброса. «Труды Киевской Духовной Академии», 1869, номер 12, с. 48.
[63] Sydney Loch. The Holy Mountain. London, 1967, p. 108.
[64] Щапов Я. Н. Восточно-славянская рукописная книга за рубежом и проблемы научного описания. В сб.: «Проблемы научного описания рукописей и факсимильного издания памятников письменности». Л., 1981, с. 41.
[65] «Литературная газета», номер 43, 21 октября 1981 года.
[66] Последним дореволюционным исследователем афонских рукописей, опубликовавшим свои результаты работы на Святой Горе был, по-видимому, иеромонах Пантелеймон (Успенский). Он пробыл на Афоне с начала апреля до середины октября 1913 г. См. его научный отчет: «Из записок путешественника по Афону». «Богословский вестник», 1915, январь (Прим. авт).
[67] Kadas Sotiris. Mount Athos. Athens, 1979, p. 137.

 

Об авторе:

Архимандрит Августин (в миру Дмитрий Евгениевич Никитин) - церковный историк, кандидат богословия, доцент Церковно-исторической кафедры Санкт-Петербургской духовной академии, член попечительского совета Свято-Филаретовского православно-христианского института. Помимо преподавательской деятельности в Санкт-Петербургской духовной академии читает лекции в высших учебных заведениях Санкт-Петербурга, принимает участие в региональных, всероссийских и международных конференциях и семинарах. Автор нескольких сотен статей и ряда монографий, посвящённых широкому кругу вопросов. Основная тема исследования — история связей Русской Православной Церкви со странами Запада и Востока.

Архимандрит Августин (Никитин)

Многим знакомы курсы лекций отца Августина по таким предметам, как «История Поместных Православных Церквей», «История Древних Восточных Церквей», «История западных исповеданий», «Богословие протестантизма», «Католическое богословие», «Сектоведение». Известен отец Августин и как публицист. В этом качестве он пишет не только на сугубо исторические темы, но и делает достоянием общественности ещё одно своё давнее увлечение – путешествия.

 

 

Дополнительно см.:

Архим. Августин (Никитин). Афон и Русская Православная Церковь (Обзор церковно-литературных связей)

 

 

 

 

Смотри также

Отдать жизнь за других: несколько фактов из жизни схимонаха Гликерия (Никитина). День памяти — 2 июня
У каждого человека есть хотя бы одна возможность в жизни доказать искренность своей веры к Богу, показать свою любовь к Нему и людям, но мы часто именно в этот …
Иеросхидиакон Бенедикт. День памяти — 24 декабря
Иеросхидиакон Венедикт, грек по происхождению, жил на Святой Горе Афон более 70-ти лет. Он был очень образованным и высокодуховным иноком. Патриарх Константинопольский трижды присылал …
Помощник неутомимого старца: Иеросхимонах Владимир (Колесников). День памяти — 23 декабря
Иеросхимонах Владимир (в миру Василий Васильевич Колесников) родился 27 июля 1851 года в селе Чудово Новгородской губернии. Его отец Василий и мать Евдокия скончались …
Секретарь афонского старца Макария иеросхимонах Мина (Буданов)
3 декабря 1888 года отошел ко Господу иеросхимонах Мина (Буданов) – многолетний секретарь афонского старца Макария (Сушкина), игумена Русского на …
Дело Божие надо делать, не откладывая: Иеросхимонах Арсений (Минин). День памяти — 30 ноября
Никто никогда не слышал из его уст праздного слова. Отец Арсений часто был молчалив и задумчив, присутствующие при нем чувствовали, что он в сердце своем …
Духовник и соборный старец: Иеросхимонах Феодорит (Константинов). День памяти — 19 ноября
Иеросхимонах Феодорит (в миру Федор Семенович Константинов) родился в 1856 году в крестьянской семье в селе Погожем Тимского уезда Курской губернии. Его мать звали …
Древнейший список чудотворной Казанской иконы Богоматери из Пантелеимонова монастыря на Афоне
4 ноября в Афонском Свято-Пантелеимоновом монастыре молитвенно почтили память Казанской чудотворной иконы Божией Матери, - сообщает корреспондент портала «Русский Афон».
Строгий подвижник и гостеприимный наместник: Иеросхимонах Герасим (Попов). День памяти — 26 октября
Иеросхимонах Герасим (в миру Глеб Петрович Попов) родился 24 июня 1859 года в крестьянской семье в селе Рожковеч Орловской губернии. Впоследствии семья его переехала …
Священномученик Иларион (Громов). День памяти — 11 октября
«Дорогой батюшка! Тяжело и горько нам живется, — писал будущий новомученик игумену Пантелеимонова монастыря. — Нет слов выразить Вам посетившей нас печали. Мы, …
Как научиться смирению: Схимонах Онисифор (Ищенко). День памяти — 11 октября
Схимонах Онисифор (в миру Онисим Карпович Ищенко) родился в 1872 году в крестьянской семье села Рубанское Брацлавскаго уезда Каменец-Подольской губернии. С детства он был молчаливым …