Переход великого княжения к Андрею Юрьевичу Боголюбскому (ум. 1174), сыну Юрия Долгорукого, ознаменовался некоторым отдалением Руси от Византии. На Руси это период междоусобиц, дробления княжеств и частой смены правителей. Андрей Боголюбский первым в истории страны отделил титул великого князя от Киевского стола.
Завладев столицей (1169), он не остался там на княжении, а вернулся в свою вотчину — Владимир-на-Клязьме, оставаясь при этом великим князем всей Русской земли. С этого времени все более намечается тенденция к обособлению Северо-Восточной Руси (Владимир, Суздаль, Ростов Великий) от Южной и Западной (Киев, Галицко-Волынское княжество).
Источники сохранили нам очень мало сведений о русско-византийских взаимоотношениях в последние десятилетия XII века. Ни в византийских, ни в русских хрониках практически не имеется упоминаний о заключении каких-либо договоров или обмене посольствами между Русью и Византией в этот период. Как отмечает В. А. Мошин, «можно лишь предполагать, что Северо-Восточная Русь должна была поддерживать сношения с Византией, особенно в течение долгого правления Всеволода Большое Гнездо (1175–1212), который в молодости спасался у греков от брата Андрея Боголюбского.
Впрочем, некоторые косвенные данные все же можно отыскать. В отношении Южной Руси есть летописные известия о приходе митрополитов в Киев. Кроме того, Южная Русь (в особенности Галич) находилась в тесных торговых отношениях с Византийской империей: Вениамин бен Иона Тудельский (раввин из Наварры, совершивший в 1165–1173 годах длительное путешествие по средиземноморским странам и оставивший подробные воспоминания) сообщает, что встречал купцов с Руси не только в Царьграде, но и в Александрии; греческие гости также не были редкостью на Руси — в особенности на юге, однако и в Новгороде, а по некоторым свидетельствам — и во Владимире.
Помимо торговых взаимоотношений, русские князья представляли немалый интерес для внешней политики Византии как противники степных кочевых народов. Когда в 1201 году половцы в союзе с болгарским царем Калояном Асенем прорвались в южную Фракию, имея целью поход на столицу, то, как сообщает византийский хронист, только вмешательство «христианнейшего русского народа» — русского войска под предводительством князя Романа Галицкого — не дало «варварам» дойти до самого Константинополя. Эта помощь, вероятнее всего, стала результатом формального союза, заключенного между Византией и галицким князем при посредстве Киевского митрополита.
Сохранилось свидетельство о том, что в 1200 году в Константинополе находились послы князя Романа: с ними встретился там путешественник с Руси, старец Антоний, будущий архиепископ Новгородский. Таким образом, мы видим, какое огромное политическое значение имели в то время для Византии связи с Русью, и можем также судить о важной политической роли, которую играло на Руси греческое высшее духовенство — приходившие из Византии митрополиты. Можно предположить, что преимущественно эти области поддерживали и связь Руси со Святой Горой в дальнейшем, «когда Поднепровье все более отгораживалось от Черноморья кочевниками и когда население Южной Руси все сильнее и сильнее тянуло к северо-востоку».
Сохранилось летописное свидетельство о приглашении князем Даниилом Галицким в 1219 году двух иеромонахов афонских Иоасафа и Василия в Галицко-Волынское княжество на Епископские кафедры. Потребность Руси в духовной и материальном общении с Афоном, невзирая на все сложности, была очень высока. Существовали три духовных центра Православия, с которыми русский мир стремился установить тесный контакт — Константинополь, Афон и Иерусалим. Русские христиане обращались к этим центрам, желая получить знания и наставления от более опытных греческих иноков, а также получить доступ к книгам, необходимым для формирования русской церковной литературы.
Византийское и русское духовенство, русские торговые люди и посланники, русские паломники постоянно несли информацию в Россию о молитвенной жизни Афона — и, в частности, русского монастыря Ксилургу; на Афон шла посильная помощь и рассказы о жизни на Родине.
В начале XIII века игумен Киево-Печерского монастыря Досифей († 1219) совершил путешествие на Афон. В этой тяжелой обстановке (нахождение Афона, занятого латинянами, под юрисдикцией Престола Св. Петра) посещение Афона Киево-Печерским архимандритом Досифеем (около 1220 г., то есть за 30 лет до захвата Киева монголами) и составление им послания на Русь об Афоне нельзя не счесть духовным монашеским подвигом, исполненным веры и надежды. Послание Архим. Досифея посвящено описанию келлейного правила и о чине пения дванадесяти псалмов. Из своего паломничества он привез на Русь много сведений о богослужебной жизни святогорских обителей, в том числе рукописи — «чин о пении псалмов», описание правил Святой Горы, дошедшее до нас преимущественно в поздних списках — сборниках XV и XVI веков.
Одна из деталей, по которым можно судить о важности и известности Афона для русских как образца монашеской жизни еще в начальные века христианства, — существование на Руси многочисленных обителей, называвшихся «святогорскими». Самый ранний из отмеченных в летописных источниках случаев такого рода — Зимненский Святогорский Успенский монастырь близ Владимира Волынского, возникший не позднее второй половины XI века (по легенде, его основал святой равноапостольный князь Владимир в 1001 году). Эта обитель поддерживала постоянную связь с Киево-Печерской Лаврой. Возможно, она получила имя «Святогорской» благодаря контактам со Святой Горой. Но и Киево-Печерский монастырь, самый крупный в истории Древней Руси, не прекращал общения как с Афоном в целом, так и, надо предположить, с тамошним русским монастырем со времен его основания.
Зимненский Святогорский Успенский монастырь сегодня.
При этом описания Святой Горы в русской паломнической литературе этой эпохи нам неизвестны, в то время как Палестина и Константинополь нередко описывались путешественниками. Краткий перечень святогорских обителей находим лишь в более позднем «Хождении» диакона Зосимы (первая половина XV века). К середине XIII века Афон имел для русского народа столь большое значение, что при избрании епископа в некоторых епархиях первенство отдавалось кандидатам, имевшим святогорское происхождение.
Так, галицкие князья Даниил и Василько Романовичи настояли на поставлении русского афонского монаха Иоасафа епископом Владимирской епархии; после его смерти епископскую кафедру унаследовал Василий, тоже святогорец. Примерно в тот же период в Черниговской епархии епископом был поставлен афонский монах Евфросин, который, согласно одной из легенд, перевез с Афона на Русь знаменитую икону Богородицы Одигитрии.
Однако если говорить о русской общине на Афоне, то приходится отметить, что мы не имеем исторических свидетельств из этого времени — от 1169 года до конца XII века — о связях ее ни с Русью, ни с Константинополем. По-видимому, не будет чрезмерной смелостью предположить, что во второй половине XII века русские иноки были заняты главным образом внутренней жизнью обители, прежде всего обустройством и восстановлением только что обретенной обители Фессалоникийца.
На акте Протата 1169 года имеются четыре приписки, сделанные в разные годы (две из них — на оригинале, а две — на копии, составленной вскоре после второй приписки). Все эти записи невелики по объему и практически идентичны по содержанию: они представляют собой подтверждение сменявшими друг друга Протами — Дорофеем (1177 год), Митрофаном (1182), Мартинианом (1188), Герасимом (1194) — акта передачи русской общине на Афоне монастыря Св. Пантелеимона.
В оригинальном документе записи датированы индиктами, однако из актов Хиландарского монастыря нам известно, что последний из подписавшихся, Прот Герасим, был современником императора Алексея III Ангела (1195–1203). Это позволило А. Соловьеву определить по индиктам точные годы записей, чем мы и воспользовались. Помимо ценных для историка Святой Горы сведений о датах правления четырех Протов, эти приписки чрезвычайно любопытны и для понимания статуса русской общины в первые десятилетия после перехода в новый монастырь. Такого рода записи нечасто встречаются на афонских документах; можно предположить, что их вызвало сознание необходимости упрочить положение обители.
Император Алексей III Ангел (1195–1203)
и его супруга Ефросинья Дукиня Каматира.
По замечанию В. А. Мошина, «это показывает нам, что в течение всей последней трети XII века монастырь еще не чувствовал себя вполне обеспеченным в отношении дарений 1169 года и при вступлении во власть каждого нового Прота добивался подтверждения их». Правда, русская обитель уже вошла в число афонских монастырей «второго ранга», но, вероятно, у насельников сохранялось ощущение некоторой неустойчивости положения. Дополнительным свидетельством в пользу этой гипотезы может служить и то, что ни на одном из актов других афонских монастырей не обнаружено подписи игумена Россикона — то есть, скорее всего, настоятели русской обители еще не избирались в судебные соборы.
Положение изменилось в XIII веке, когда их имена стали все чаще появляться под актами Протата в числе подписей наиболее уважаемых игуменов. В XIII веке начинается новая эпоха как для «обители русов», так и для Афона в целом. В это время русские были одной из самых больших общин Святой Горы, уступая по численности лишь грекам и грузинам («иберам»). О русских монахах на Афоне в XII и XIII веках существуют свидетельства славянских источников, из которых следует, что их монастырь поддерживал связи с другими славянскими странами и отличался многочисленностью русской братии.
Пребывание русских на Афоне и позднее, в первой половине XIV века, ясно засвидетельствовано в грамоте болгарского царя Иоанна Александра от 1342 года. Даруя имение окруженному особой царской заботой болгарскому монастырю Зографу, Александр в предисловии к этому хрисовулу перечисляет выходцев из разных стран, подвизавшихся в то время на Афоне: «еже суть первее и изряднейшее греци, болгаре, потом же сербе, русси, ивере, всяк же имать память противу своему побуждению, паче же рвению».
Хотя монастырь Св. Пантелеимона на протяжении всего Средневековья устойчиво называли в большинстве дошедших до нас источников «обителью росов» (μονὴ τῶν ῾ρώσων), число русских по происхождению насельников в нем не было постоянным. В описываемый период на Святой Горе установились активные связи между русской и сербской монашескими общинами, поэтому среди братии Руссика было много сербов (а также, можно предположить, и представителей других славянских народов).
Именно там в 1191 или 1192 году принял монашеский постриг отрок Растко, младший сын сербского великого жупана Стефана Немани, будущий святитель Савва Сербский. С другой стороны, далеко не все иноки с Руси на Святой Горе были насельниками «обители русов», многие жили в келлиях, а то и в других монастырях —в частности, вероятно, в сербском Хиландаре. Любопытно, что именно в библиотеке Хиландарской обители сохранились древнейшие восточнославянские рукописи Афона: Стихирарь конца XII века (Хиландар. № 307) и Ирмологий начала XIII века (№ 308).
канд. экон. н. Д.В. Зубов
Публикуется по книге: «История Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря с древнейших времен до 1735 года».
Серия «Русский Афон ХIХ-ХХ веков», том 5. – Афон: Свято-Пантелеимонов монастырь, 2015.
Смотри также