В конце XII века, в Русском монастыре св. Пантелеимона на Афоне (ныне старый или нагорный Русик), как соплеменном, принял ангельский иноческий образ царевич сербский Растко, впоследствии знаменитый архиепископ сербский, св. Савва. У жизнеописателя св. Саввы, хилендарского игумена Доментиана, есть рассказ, составляющий как бы красноречивую страницу из внутренней жизни русской святогорской обители того времени: "И вот, как бы Богом подвигнутые, прибыли несколько иноков со Св. Горы Афона к великому жупану Немани, принять от него необходимое в их бедности вспоможение"... В числе их был один и от русского монастыря "русин родом".
Благочестивый царевич Растко особенно полюбил простодушного русина и "приняв его скрытно от всех, расспрашивал с любопытством о Св. Горе"... Пленившись же его сердечным сказанием, решился оставить царский дом, родителей и вся красная мира сего, и уговорил инока показать ему путь до Св. Горы.
Благополучно совершили они этот небезопасный тогда путь и достигли св. Афона и русской в нем обители св. Пантелеимона, где Растко с любовью был принят настоятелем и братиею. Когда же, посланные в погоню за царевичем, люди достигли Св. Горы и, "по прибытии на Св. Гору, спрашивали о том, кого ищут, может быть он пришел сюда, объясняя его юный возраст и красивый вид; то некоторые сказали им: такой, какого ищете, незадолго до вас пришел в русский монастырь, и там он до сих пор.
Услышав это, посланные стремительно направились туда, чтоб царевич не успел скрыться, услышав о них. Минуя прота, прибыли они в русский монастырь.... Вшедши же все в церковь св. Пантелеимона, сделали поклонение"... Известно, что Растко принял их ласково и обещал исполнить волю родителя, то есть, возвратиться с посланными домой, и тем успокоил их; потом, угостив их в монастырской трапезе, пригласил в церковь на всенощное бдение, и когда потом они, утомленные путем - уснули, то Растко "приняв благословение от игумена, берет старца, почтенного саном священства, и всходит на большой монастырский пирг (башню), и по заключении двери, благодарив Бога, произносит: "вознесу Тя, Господи, яко подъял мя еси", а иерей, творя молитвы, постригает волосы головы и облекает его в одежду ангельского образа, вместо Растко наименовав Саввою"....
Когда же посланцы, испуганные отсутствием Растко, стали всюду искать его, и, не находя, приступили с угрозою к игумену и братии; то св. Савва, появясь на высоте монастырского пирга, сбросил с него посланцам свою мирскую одежду и объявил им о своем пострижении... Все это происходило в 1186 году. Но св. Савва не долго оставался в Русике: по воле прота Св. горы, под предлогом, что иноку царского рода не приходится пребывать во второстепенном монастыре, он был перемещен в Ватопед, откуда вышел для основания собственно сербской обители, уже тогда, когда пришел к нему отец его Стефан Неманя, в монашестве Симеон (полное жизнеописание св. Саввы Сербского на русском наречии находится в Афонском Патерике, издания русского Пантелеимонова монастыря).
Хотя и кратковременно было пребывание св. Саввы в русской обители, но не осталось без пользы для нее: оно привлекло ей благоволение как самого Саввы, так и его родичей – сербских кралей, которые с этих пор и в течение двух последующих столетий "видев", говоря словами одного из сербских хрисовулов, "нищету последнюю сего монастыря и еще же и от Роусси всеконечное оставление" (по случаю монгольского ига), сделались его ктиторами и благодетелями и поддержали русскую обитель до того времени, когда сами русские князья и цари могли, по прежнему, принять ее на свое попечение, (т.е. после окончательного низвержения монгольского ига в 1480 году).
XIII век был для св. Афонской горы веком всяких невзгод: Рим, руководивший действиями латинских императоров взятой рыцарями Византии, не мог оставить в покое Афонской горы, как главной твердыни Православия; почему она была объявлена принадлежностью самого римского престола и вверена римским кардиналом-легатом Венедиктом, надзору одного из латинских епископов, от которого потерпела многие жестокости и насилия.
Когда же Михаил Палеолог, овладевший в 1261 году Константинополем, видя свою слабую империю обуреваемою внутренними и внешними нестроениями и опасаясь с одной стороны возрастающего могущества славян, а с другой - коалиции против него латинских государей, с папою во главе их, решился вступить в общение с римской церковью; тогда Афонская гора мужественно обличила латиномудрствующего царя особым посланием, за что и навлекла на себя его гнев.
Латинские союзники Палеолога, призванные им на помощь против славян, мимоездом, высадились на св. гору и излили свое мщение, преимущественно на обители Иверскую и Зографскую, как открыто отказавшиеся войти в церковное общение с ними. "Затем, - говорит Афонский летописец этих событий (Стефан святогорец) - устремились с великой радостью и рассеялись отряды их всюду по св. горе, и нигде не скрылась от нападения их ни обитель, ни пирг, ни келлия, ни другое какое жилище иноческое, но все со всеми и внешними предметами разрушили и предали огню, а орудия рукодельные взяли как добычу в плен". Среди такого всеобщего погрома, вероятно, не уцелела и русская Афонская обитель.
Зло, нанесенное этим разорением Афонским обителям, старались загладить наследники главного виновника всех этих бедствий, злополучного Михаила Палеолога, - императоры Андроник Старший и Андроник Младший, внук его.
Но едва успели оправиться Афонские монастыри от неприятельского нашествия, как над Святою Горою разразилась новая туча: между 1308-1311 годами она подверглась новому опустошению от каталанцев, которые, утвердившись с 1308 года по соседству со Св. Горой, на полуострове Кассандре, производили на нее, в течении трех лет и трех месяцев, свои опустошительные набеги. Это нашествие подробно описано очевидцем его, учеником тогдашнего хилендарского игумена Даниила, и помещено в его известном Родослове (первой летописи сербского народа). "Страшно было видеть, - говорит он, - запустение Св. Горы, учиненное сопротивными безбожными народами. Ибо фрузы и турки, ясы и татары, моговары и каталанцы и друге многие, нашедши тогда на Св. гору, много святых храмов предали огню, все богатство расхитили и плененных отвели в рабство, а которые остались, те помирали лютейшею голодною смертью. И так как не было погребающего их, то звери земные и птицы небесные питались телами их".
Каталанцы и их союзники осадили Хилендар, но игумен хилендарский мужественно отражал несколько лет все их нападения; наконец, видя оскудение съестных припасов, решился оставить на время монастырь. Пробравшись тайно сквозь лагерь осаждающих, он успел уйти морем, увезя с собою и церковные вещи в Сербию, где тогда царствовал краль Урош II (Милутин). Защиту же монастыря, в своем временном отсутствии, поручил верным людям, обнадежив их скорой помощью, которая и не замедлила явиться: сперва он купив пшеницы, нашел средство доставить ее осажденным, а потом ввел в монастырь отряд наемного войска. Не успев овладеть Хилендарем, каталанцы решились выместить свою неудачу на его мужественном защитнике, захватив его в плен. "Игумен Даниил, - говорит жизнеописатель его, - услышав о таком намерении их, взял с собой двух иноков и несколько духовных детей своих, и отправился в русский монастырь св. Пантелеимона, к духовному своему отцу.
Сделав обычное поклонение во св. храме и зная, что безбожники спешат на заколение его, он взошел с духовным отцом своим на пирг Русика (башня высокая в виде столба), и пробыл там в духовной беседе с ним день тот и ночь. Безбожники же, нашедши двух хилендарцев, любимых господином моим, Николая и Георгия, обещались дать множество золота, если предадут им преподобного, и те, диавольским действием обольстившись, обещались исполнить желание их.
Итак, когда пребывал преподобный в русском монастыре, то безбожники двинулись на Хилендарь, и, узнав об исшествии Даниила, послали двух оных подкупленных, чтоб, вшедши в монастырь к преподобному, они и их ввели вслед за собою. Изменники, пришед ночью, начали стучать во врата, называя себя и прося отпереть им поскорее, как бы посланным по важному хилендарскому делу до преподобного. Иноки русского монастыря, боясь безбожников, просили подождать до утрени, при начале коей известили блаженного о прибывших. Дозволив явиться к себе, он спросил их о причине прихода, и те объяснились, как хотели, а преподобный, будучи незлобив и всякому слову веру емлющий, не подозревал лукавства прелестников. При появлении утренней зари, когда блаженный ходил около пирга и пел часы, воззрел на одну высоту и увидел, как бы большие птицы летели к обители русской, и, как только начало рассветать, узрели безбожников, полками идущих, и те внезапно окружили монастырь с большим воплем, и, пробив стены, как крылатые, ворвались внутрь.
Хватая всех по зверски, звали к себе хилендарцев, подговоренных на предание преподобного, и к первенствующим монастыря говорили: если хотите, чтоб мы не делали вам никакого зла, выдайте нам Даниила; если же не выдадите, всех вас сожжем. И по отказе, в короткое время божественную церковь и прочие здания зажгли; собрав же множество дерев, дров, досок и снопов льняных, обложили пирг и зажгли, и оный был как пещь огненная, ибо лукавые и безбожные ратники старались, чтоб пламень хватал как можно выше. Бывшие же там, чада преподобного многих из безбожных изъязвили стрелами. А два прелестника всех бывших в пирге уговаривали выдать блаженного, который вполне увидел злой умысел их, и как исполненный разума от юности своей, показал его там: на верху пирга была церковь с крепкими извне железными ключами. Взяв оные тайно, он сказал к хотевшим продать его: братия, войдем в церковь помолиться, и простимся друг с другом, так как отлучаюсь я от вас к смерти, которую презираю. При этом преподобный умною молитвой досязал небес, ожидая помощи от Бога. Чадам же своим велел, чтоб, когда войдут предатели в церковь, обезоружить их и запереть внутри церкви. И когда все вошли туда с блаженным, духовные дети его, отняв оружие, выскочили с отцом вон и заперли внутри предателей.
Между тем пламень доставал уже врат, но преподобный, нашедши там немного воды и вина, погасил оными огонь; никогда не отступающий от рабов Своих, Бог, избавил трех отроков от огненной печи, претворив им пламень в росу; такую же явил благость и сему рабу Своему, ибо от горы Афона повеяла некоторая пречудная прохлада, устужающая жар и дым рассевающая. Такую страшную брань вели безбожники на преподобного с утра до полудня; и когда проголодавшись, для еды вышли за монастырь, то тут внезапно сделалась между ними сильная молва и мятеж, среди которого, схвативши оружие и седши на лошадей, удалились. Господин же мой думал, что делают это ради обмана, или поехали за дружиною, чтоб вернувшись с большею силою, скорее совершить волю свою; и долго ждал появления их, из глубины души и со слезами взывая: "Господи, пред Тобою все желание мое, и воздыхание мое от Тебе не утаися". Но когда не видно было возвращения супостатов, и притом услышал блаженный о случившейся им скорби, ибо начальники их удалились с силами своими, кроме оставшихся, отчего и эти погнались вслед первых, боясь избиения; то таковую победу, бывшую от Бога над врагами, видев добрый мой питатель, отверзши уста свои, благодарил Бога, заступлением Которого смеху подобно явилось нашествие осуетившихся. Исшедши же из русской обители, сел преподобный на коня, и прибыл с богодарованными ему чадами в монастырь св. 40 мучеников, на морском берегу, называемый Ксиропотам".
Так сербский летописец описывает осаду каталанцами русской обители св. Пантелеимона, окончившуюся, по его же сказанию, сожжением церкви и монастырских келлий, причем имущество церковное было разграблено, а, судя по сказанному, что провожатые хилендарского игумена Даниила стреляли по неприятелю, можно предполагать, что и некоторые из братии монастырской были убиты или ранены неприятелем. Все это случилось уже в конце пребывания каталанцев на Св. горе, а следовательно в конце 1311 или в начале 1312 года.
В том же 1312 году русская обитель св. Пантелеимона получила от императора Андроника Палеолога подтвердительный хрисовул на имения, в котором сказано, что "в находящейся на Св. горе честной обители Россов, чествуемой во имя св. Пантелеимона, подвизающимися монахами потеряли в случившемся пожаре, как они утверждают и говорят, принадлежащие честной обители их старобытные хрисовулы и прочие письменные документы, вследствие чего и просят у нашего царства другого хрисовула на имения, какими оказывается в настоящее время владеющею сия их честная обитель, пользуются же при этом, как посредником и споспешником, высочайшим кралем Сербии, превожделенным сыном и зятем царства моего господином Стефаном Уреси (Урош). Посему царство мое, по отеческой любви и близости, которые имеет к нему, с готовностью и удовольствием, как и следует, приемлет сие ходатайство и просьбу их и немедленно соглашается и изволяет на оную. Посему, так как русские эти монахи донесли, что сказанная их честная обитель владеет издревле до сего дня документально (исчисляются метохи и поля)...; посему предъявлением и силою настоящего златопечатного слова (хрисовула) царства моего, да владеет и распоряжается оная честная обитель Россов сказанными метохами и полями неотъемлемо, как сказано, нетревожимо и непоколебимо и проч."
Не смотря на благоволение и сербских и греческих властителей, обитель русская все-таки не могла придти в прежнее положение, после понесенных ею таких ужасных бедствий, что продолжалось до половины XIV столетия, до тех пор, пока она не поступила под непосредственное покровительство могущественного сербского царя Стефана Душана Сильного.
Владея всею Македониею (в область которой искони входила и Св. гора), Стефан в 1348 году (во время посещения Афонской горы Стефаном Душаном, настоятелем русской обители был иеромонах Иоаким, как видно из подписи под одним из хилендарских хрисовулов 1348 года) посетил лично св. Афонскую гору и пробыл здесь, по преданию, четыре месяца, в которые посетил все свято-горские монастыри; проникнутый же более всех сербских государей сознанием исторического призвания славянского племени, он обратил особое внимание на славянские обители Св. горы, желая дать здесь преобладание славянскому элементу.
После Хилендаря русский монастырь удостоился его особого внимания и благоволения, видимым знаком коего была во-первых, присылка в обитель, еще в 1347 году, честной главы святого великомученика Христова Пантелеимона, при хрисовуле (на греческом языке), в котором, после обычного введения, говорится: "Царство мое посвящает обители Россов святую главу святого славного страстотерпца, бессребренника и целителя Пантелеимона, которая имеет на себе плоть, и которая засвидетельствована не только от отца моего и царя, но и от прежде его бывших царей, также от патриархов и других достойных синклитиков", Этим же хрисовулом и другими он "назначает и дарит честной обители Россов" несколько сел с церквами, полей, и проч... А в одном из хрисовулов своих на сербском языке, между прочим, пишет так: видевше убо иноци, елицы се обретаху храма святого великомученика Христова бессребренника Пантелеимона, нищету последнюю монастыря, и всякого промышления и попечения тощь и пусть, и еще от Русие всеконечно оставление, ни нуждние пище или потреби имуще, придоше к царству ми, и вса сия исповедеше, и - слише царство ми, яко приети ми на се обитель ту святую, и бити ми ктитору в ней; видев-же царство ми, яко се дело угодно и душеспасно, прие с усердием и любовию, и потщах се вздвигнути и сьзидати и укрепити святую сию обитель, и всякими потребами и метохиями в довольство испльнити; и постно подвизающих се инок сьбрати; поиска-же царство ми с всаким прилежанием, иже на сие богоугодно дело послужити могущаго; обретох-же честнаго в иноцех, мне-же многолюбима и верна, монаха Исаию и на сего наложих всако попечение и промишление о сей святой обители"...
Но кто же был сей "честный во иноцех" монах Исаия, современник царя Стефана Сильного, "многолюбимый и верный ему?"... Из недавно изданной сербским архимандритом Дучичем книги: "Старине Хиландарске" (Белград. 1884 г.), в которой напечатаны некоторые, доселе никому неизвестные, рукописи Хилендарской библиотеки, мы узнаем подробности о сем старце. Это - прославившийся святостью своей жизни, преподобный Исаия (память преставления его 21 августа). Он родился в Сербии, в епархии Лимской, в царствование сербского краля Уроша, в начале XIV столетия. Родители его, сербские вельможи Георгий и Калина, дав ему хорошее образование, усердно желали видетm его на службе при дворе царском. Он исполнил их волю, но не надолго. Слыша слова евангельские: кто оставит отца и матерь и вся красная мира сего, сторицею приимет и жизнь вечную наследует, он умилился душою и, привлекаемый любовью Божиею, оставил все и удалился в монастырь св. Иоакима в Сарондопоре, где и принял Ангельский образ. Но желание духовное влекло его на св. Афонскую гору, и он с благословения Сарондопорского игумена отправился туда и поступил в сербский хилендарский монастырь. "Усердную и трудолюбивую его жизнь, - говорится в жизнеописании, - какую он проводит, кто передаст?.. терпением, смирением, послушанием, воздержанием, пощением, бдением, кротостью, благоговением, молитвами и всякими добродетелями он так украсился, что превосходил ангелоподобным в теле жительством всех монахов той обители".
Но, спасая свою душу, он, подобно св. Савве сербскому, заботился и о спасении родителей своих и, желая склонить их к жизни иноческой, решился посетить свое отечество. Чрезвычайно обрадовались родители, увидя в своем доме любимого сына, и вскоре же, увлеченные его душеполезными наставлениями и советами, приняли ангельский образ, с именем Герасима и Феодосии. Поучив их довольно подвижнической жизни, он немедленно возвратился в свою хилендарскую обитель. Родители же его, недолго поживши богоугодно, скончались в один день и погребены в одной могиле. Возрадовавшись о сем и поблагодарив Господа, препод. Исаия, при помощи благодати Божией, подвигся на большие подвиги и предал себя в полное послушание и покорность игумену своему, великому и духовно-просвещенному старцу Арсению.
"Великого сего и святого старца Арсения, - говорит жизнеописатель препод. Исаии, - много любил благочестивый и Христолюбивый царь наш Стефан, и очень усердно слушал его, ради многих его добродетелей. Когда прибыл благочестивый царь наш Стефан на св. гору, он посетил великого старца Арсения, к много беседовал с ним, наслаждаясь душеполезными словами. Взяв же св. старец за руку отца нашего Исаию, говорит: благочестивый и Христолюбивый царь! время отшествия моего пришло; я иду в путь отцов моих, и уже больше в теле меня не увидите; вот тебе сын мой духовный Исаия: имей его вместо меня в утешение твоим духовным исправлениям. С того времени благочестивый царь Стефан такую стал питать веру, любовь и благоговение к блаженному отцу нашему Исаии, что я не могу этого и выразить. За тем старец Арсений переселился из этой жизни к Богу. "По кончине св. старца, отец наш Исаия удалился на безмолвие с учеником своим Сельвестром в место, называемое "пустыня св. Павла" (в пределах монастыря св. Павла, который тогда тоже был славянским), имея советником и сподвижником блаженного и препод. о. Дионисия Освященного, и там провел довольно времени в большом борении и подвиге.
Оттуда, наставляемый Св. Духом, прибыл в святую обитель св. и славного великомученика и целебника Пантелеимона, потому что и прежде он много помогал тому св. месту и подкреплял его. Видя обитель разрушенную и совсем почти запустевшую, подвигнулся божественною ревностью, подобно св. Афанасию Афонскому, и испросив помощь Божию и св. великомученика Пантелеимона и благословение от святых и духовных отцов, по их совету, отправился (вероятно взяв с собою и некоторых иноков русского монастыря) к благочестивому царю Стефану. Царь весьма был рад прибытию старца, утешившись его духовными и божественными словесами. Старец же Исаия сообщил ему обо всем, в чем имелась нужда, о обновлении и воссоздании монастыря св. Пантелеимона и о других святогорских потребностях, прося помощи, заступления и подкрепления.
Благочестивый царь Стефан с великим усердием и радостью внял всему, предложенному от отца нашего Исаии. Так же и благочестивая царица Елена с большою охотою выслушала слова его, и все, чего он хотел, с радостью они исполнили, и пожертвовали много золота и имений на созидание и помощь монастырю, а также на раздачу другим бедным монастырям и немощным инокам, и таким образом с миром и утешением его отпустили. Отец наш Исаия возвратился от благочестивых царей в монастырь с великой радостью, и от основания воздвиг прекрасную церковь, трапезарню, дохиарню и прочее необходимое для монастыря на утешение монахам. Церкви, пирги и метохи с царскими хрисовулами, все это совершил помощью Божиею и св. великомученика Пантелеимона".
Теперь мы видим, кто был виновником возобновления русского монастыря, кто был сильным ходатаем за него у благочестивого царя! Таким образом, и сербский царь Стефан Душан является действительным благодетелем русской Афонской обители св. Пантелеимона, которому она обязана своим благоустройством и внешним и внутренним.
С этого времени начинается в жизни русской обители новая эпоха, которую можно считать за самое цветущее время в 700-летнее ее существование. Но за то обитель русская вынуждена была подчиниться вполне сербскому влиянию: судя по языку ее домашних актов, игумены поставлялись тогда преимущественно из сербов, которые, как надобно из сего заключить, составляли и большинство братства русской обители, по случаю ее "всеконечного от Русие оставления".
В 1363 году владения русского Пантелеимонова монастыря увеличились присоединением к нему, по решению Афонского собора Св. горы, монастырька Кацари, которого в настоящее время уже нет, но развалины Кацарские существуют еще доныне, и находятся во владениях Русика. Земля же, приписанная тогда к Кацари, находится в области Ксенофского монастыря, но когда она отнята Ксеновцами у Русика - неизвестно.
Бывало время, когда в монастыре русском было по четыре только или по шести убогих насельников, а иногда монастырь был и совсем без жителей; тогда-то чуждая рука со всею свободою и отделяла разные участки от имений Русика, так что монастырь теперь не может определенно, исторически и показать, что когда у него отнято. На бывшей Кацарской земле в 1766 г. устроился нынешний Ксенофский скит.
Со смертью сына и наследника Стефана Душана Сильного, - Уроша Неманича (в 1367 году), прекратился род Неманичей в мужской линии. Убийца его, краль Вулкашин погиб в битве с султаном Амуратом в 1371 году; в этом же сражении убит и брат Вулкашинов Гойко, а третий брат его, деспот Углеша, как говорит предание, спасся бегством и, видя непостоянство земного счастья, сделался иноком Афонской обители, по одним Симопетры (основанной при его содействии и пособиях, в признательность св. отшельнику Симону, за исцеление его дочери), а по другим, Русика, где Григорович-Барский видел его хрисовулы.
С 1371 г. стал владеть большею частью сербского царства князь Лазарь Греблянович, родственник Неманичей по женской линии. Он, ревнуя примеру своих предшественников, продолжал благодетельствовать русской обители не менее других, чему ясным свидетельством служит его хрисовул, данный Русику в 1381 году, за 8 лет до того дня, когда он принял мученическую кончину в приснопамятной для сербов Коссовской битве 1389 года 15 июня. За год же до своей блаженной кончины, т.е. в 1388 году, он утвердил за русской Афонской обителью своим хрисовулом даяния одного из своих сановников и родственников.
Из одного акта монастырского 1396 года видно, что святой князь Лазарь именовался ктитором русского монастыря, и упоминается, что он "съзида в монастыре (что именно, не сказано) и приложи метохие церковь Боучанску, со всеми селами и правинами сел тех, на поминовение души своей". Признательная к памяти своего ктитора, русская обитель каждогодно в день усекновения его, отправляла соборную литургию и панихиду (с коливом), причем, согласно завещанию, кроме монастырской братии, все пришельцы и убогая братия угощались праздничною трапезой (память св. князя Лазаря и в настоящее время чтится в старом Русике; до сих пор сохранилась древняя его икона, которая теперь находится в трапезе старого Русика. Мощи св. князя покоятся в Сремском монастыре Равинице (Месяцесл. Косолапова)).
После кончины князя Лазаря (с 1389-1400 год) управляла Сербиею супруга его Милица (в монашестве Евгения) с двумя своими сыновьями Стефаном и Влком, которые тоже благодетельствовали русской обители, как видно из двух актов того времени. Проявили также особое внимание к русской обители владевшие в 1370 годах в юго-восточной части сербского царства, в период уделов, царица Евдокия и сыновья ее деспот Иоанн Драгаш и Костадин.
Итак, сербские цари в этот период времени были исключительными благодетелями русской Афонской обители и поддерживали ее почти до окончательного освобождения Руси из под монгольского ига. Она составляла предмет их особенных забот и попечительности и была величаема Обителью Царскою.
Правда, есть торжественные в актах заявления в этот период времени о вещественных милостях Русику властителей и византийских; но их немного, да и те были отчасти по предстательству сербских же властителей, с которыми состояли в родстве византийские. Византийская империя и сама почти не менее Руси страдала тогда от различных невзгод и нестроений, потрясавших ее благосостояние изнутри и извне.
В последней четверти XV века, в самое тяжкое для русской на Афоне обители время, - когда "оставление от Русии", начавшееся со времени монгольского ига, еще не кончилось, Византия была окончательно уже разгромлена; принявшие же русскую обитель под свое покровительство, сербские властители, теснимые турками, вынуждены были сами, как изгнанники из отечества, спасать свою жизнь странствием по чужим землям.
Но Промысел Божий послал ей руку помощи в угро-влахийских воеводах, которые поддерживали обитель до того времени, пока Русь в конце XV века, стряхнув с себя окончательно татарское иго (в 1480 году), снова обратила свое внимание на свою Афонскую обитель, и приняла ее под свое могущественное покровительство.
Печатается по книге «Русский монастырь св. Великомученика и Целителя Пантелеимона на Святой Горе Афонской», изданной в Москве в 1886 г.
Смотри также