Молитва монаха на АфонеАфонский старец Тимофей (Швецов) учил: "Кроме умной молитвы, невозможно нам победить страсти, и очистить свое сердце, и соединиться с Богом. Умная молитва есть начало и источник всем добродетелям. И Апостол говорит, что «...но въ цeркви хощy пя́ть словeс умoм мои́м глагoлати, да и и́ны пoльзую, нeжели тмы́ словeс язы́ ком» (1 Кор. 14, 19). И Сам Господь наш Спаситель мира сказал: «Сe бо цaрствие Бoжие внyтрь вaс eсть» (Лк. 17, 21). И еще: «Блажeни чи́стии сeрдцем: я́ко тии Бoга yзрят» (Мф. 5, 8)".

Преподобный Тимофей (в миру Тимофей Николаевич Швецов) родился в 1795 году в г. Устюг Вологодской губернии, в семье бедного крестьянина-перевозчика. В юности он проживал в Петербурге. Видя суету и непостоянство этого мира, оставил дом свой, родителей, сродников своих и имение свое, пришел на остров Валаам, где в Валаамском монастыре был пострижен в мантию с именем Тихон.

Здесь молодой монах знакомится с трудами прп. Паисия Величковского и его учеников и под их влиянием начинает усердно учиться практике непрестанной Иисусовой молитвы.

Лет до двадцати отец Тихон подвизался на Валааме, и наконец, чтобы праздностью бесед не отвлекаться от Иисусовой молитвы, которую стяжал строгими изнурительными трудами послушания, в подражание древним подвижникам задумал полностью закрыть уста свои молчанием. Вследствие этого он притворился, будто его язык поразил апоплексический удар. На все вопросы начальства и братии он не отвечал, всячески показывая невозможность общения, а потом мало-помалу утвердился в подвиге молчания.

Знаменитый духовный писатель и историк Церкви Андрей Николаевич Муравьев (1806 -1874) в своей популярной книге «Путешествие по святым местам русским», описывая свое паломничество на Валаам в 1830 году, писал об отце Тихоне так: «На следующий день, за ранней обеднею, увидел я при мощах преподобных (Сергия и Германа) изнуренного инока, который, казалось, с трудом мог стоять. Мне сказали, что он молчальник и уже 8 лет как положил на себя обет безмолвия, беседуя только на исповеди с духовником. Причина столь тяжкого искуса, превышающего строгий устав, неизвестна». Носились, впрочем, слухи о том, что отец Тихон притворно, а не по болезни молчал, но никто не был в силах развязать его языка ни убеждениями, ни ловкостью, ни легкой пыткой, исключая некоторых особенных случаев и крайностей, когда сам он без всякой просьбы со стороны других раскрывал свои уста, из которых вылетали слова утешений и назиданий. Но это было так редко и так таинственно, что только те знали об этом, кто удостаивался его особенного расположения и доверия или когда кто ни будь находился в опасности или в отчаянном положении.

Прошло пятнадцать с лишним лет, а для скромного и молчаливого о. Тихона ничего не менялось. Он думал, желал и даже ожидал того, чтобы свои подвижнические кости нигде не уложить, кроме как на Валааме, но Господь судил вопреки его воле и чаянию.

Настоятель Валаамской обители отправил его в Петербург, на подворье. Послушливый Тихон не мог найти причины, чтобы отказаться от новой своей жизни. Того требовало смирение и самые иноческие обеты. Он нехотя отправился в Петербург, где и пробыл до двух лет с половиной, не меняя, впрочем, образа жизни и не изменяя молчаливому своему языку. Он оставался для всех нем, кроме немногих, что само собой привлекало к нему толпы любопытных.

В конце концов молва о его доброй подвижнической славе разнеслась так, что он сделался наконец дивом для многих. Даже дети знали, что у этого бедного монаха нет языка.

«Часто, — говорил позже на Афоне отец Тихон, — знать, приезжая в часовню с детьми, трогала меня до глубины сердца. Маленькие дети, бывало, подбегали к своим родственникам и, указывая им на меня, в простоте и с сердечным чувством восклицали: «Маменька, маменька, бедный этот монах: у него нет языка!» Эта добрая черта нежного детского характера невольно увлекала отца Тихона. Он улыбался, глядя на милых детей, и втайне благословлял сострадательность их ангельского сердца.

Впрочем, как ни силен был отец Тихон в своих подвигах, а жизнь столичная казалась для него свинцовым крестом. Слезно и пламенно молился он Пресвятой Деве Богородице, прося Ее промысла и помощи выйти из столицы. В своих желаниях он искренне признался духовнику Александро-Невской Лавры, опытному отцу Мелхиседеку, требуя его советов и молитв о себе. И общая для всех Утешительница не оставила его в этом затруднительном положении. Случайно пришла как-то мысль отцу Тихону попроситься на поклонение в Иерусалим. Эту мысль он передал отцу Мелхиседеку, который благословил его и даже сам ходатайствовал за него перед митрополитом Серафимом, прося об увольнении отца Тихона за границу. Это было в 1841 году.

Не шел или ехал, а летел из Петербурга отец Тихон. В Москве он впервые явным образом начал славить Бога своими устами и говорить обо всем и со всеми, кто только был ему знаком и близок.

Заветной мечтой о. Тихона было поклониться чудотворным святыням древнего Киева, помолиться в пещерах знаменитой Киево-Печерской Лавры у нетленных мощей многочисленных ее святых.

В Киеве и всюду потом его уста уже точили всем нуждающимся сладкие утешения и дивные назидания, которые при простоте его ума и сердца были образованы строгими и горькими опытами дивного подвижничества.

Отец Тихон, собираясь в путь, не имел ни гроша. Впрочем, это его нисколько не смущало. При наличии живой веры в Отеческий Небесный Промысел (после кончины отца Тимофея в его молитвеннике нашли лоскуток бумаги, на котором было написано: «Я обещался никакими лекарствами не лечиться и ни у кого ничего не брать») задуманное казалось осуществимым. Знакомые туго набили его дорожный кошелек, который он, однако, при своей сострадательности так истощил на бедных, что, явившись на Афон, имел в кармане только полуимпериал.

После посещения Иерусалима и Святой земли о. Тихон отправился на Афон. Здесь он прибыл в Русский святогорский монастырь св. влмч. Пантелеимона, где старец-духовник Иероним (Соломенцов) и братия приняли его с неимоверной любовью. В 1843 году он поступил в число братии Афонского Пантелеимонова монастыря. Согласно его желанию, по благословению старца Иеронима ему отдали пустынную келлию во имя святого Георгия Победоносца (дальнюю), где и поселился наш молчальник. Здесь же он принял постриг в великую схиму и был наречен Тимофеем.

Келлия эта находилась к юго-востоку от Ксенофонтского скита, у подошвы одного из пустынных холмов. Там отец Тимофей полагал начатки безмолвия Афонского и провел три года, если не больше. Его обыкновенным ложем был стул — стасидия, род высокого кресла, на ручки которого можно опираться стоя. Только в крайних случаях, по болезни, отец Тимофей спал на койке, и то всегда сидя и очень мало. Пустынные его подвиги знал и видел только Бог. Ноги его от постоянных молитвенных стояний отекли. Кожа на них была как у верблюда, так что ему не нужны были сандалии. Если же кто-то непременно захотел бы его обуть, то их пришлось бы нарочно шить, потому что никакая обыкновенная обувь не подходила к его отекшим, а иногда и гноящимся ногам, на которые жалко было посмотреть, тем более когда закипали они ранами.

Отец Сергий (Веснин) в своих письмах пишет: «По особенной любви моей к этому дивному пустыннику и я пользуюсь взаимностью его чувств и отеческим расположением, так что он всегда и на всякое время дозволяет мне приходить к нему в пустыню. Вследствие сего я подслушивал иногда его горький плач, его неутешные слезы и сердечные страдания. О чем он грустит? Отчего его слезы?.. Про это знает только Бог и сердце отца Тимофея, который для назидания моего и в утешение изнемогающего духа моего под крестом иноческих подвигов признавался мне, что плоть его остается в девственной чистоте. Бывало иногда, в крайнем моем изнеможении, я начну жаловаться отцу Тимофею на мою леность, на нерадение к молитве и славословию. Он тяжело вздохнет, а по временам и со вздохом произнесет: «Ах, брате, брате! Когда мы искренне Бога возлюбим, поверь мне, не будем ленивы. Леность в молитве значит недостаток любви к Богу. Терпи, чадо, терпи, — прибавит он к этому с улыбкой. — Терпеть не будешь, бесу жертвой будешь». И я, бывало, всегда чувствовал неизъяснимое удовольствие в беседах с отцом Тимофеем. При возвышенных своих понятиях об аскетике, в особенности о созерцательной жизни, при строгой опытности своей, он иногда меня с детским простодушием спросит: «Скажи, пожалуйста, что это значит богословие, которому вас учат. Я такой глупый, что ничего не знаю. Я ведь не ученый, сын перевозчика. Ах, если бы мне знать по твоему богословию». С чувством я всегда пытался отвечать на его детский вопрос. Отец Тимофей улыбается при этом, потупится и замолчит».

В послушники ему на келлию старцы благословили отца Парфения (Агеева), который так описывает подвижничество отца Тимофея: «Меня отпустили к нему послужить и сподобился я быть очевидцем его жизни и подвигов. Жил с ним полгода и не видел его никогда на ребрах лежащего, да и сидящего весьма мало, только разве во время трапезы. Но всегда он был на ногах, хотя ноги были больны и опухли, но он на то не смотрел. Каждую ночь, с вечера, среди церкви он становился на молитву и стоял неподвижно до наступления дня. Таков его был устав! Кельи для себя не имел, а церковь ему была вместо кельи. В течение дня прочитывал часть из Апостола и часть из Евангелия, акафист Богородице. Потом занимался трудами. Пищу употреблял самую постную. После трапезы входил в церковь, садился на место и дремал один час — это было его упокоение, которое он позволял своей немощной плоти. Потом вставал и исполнял монашеское правило: триста поклонов земных, тысячу триста поясных, а молитву читал не устами, но сердцем и умом. Таковы были его жизнь и подвиги, что я не мог без слез на него и смотреть. Я, окаянный, не только не мог в чем-нибудь ему подражать, но боялся на него и смотреть. Но, впрочем, желал препроводить жизнь свою с ним и послужить ему до смерти. Думаю, за его святые молитвы простил бы Господь мои великие согрешения и помиловал бы мою окаянную душу, но великих грехов моих ради не сподобился я до конца совершить мое желание и послужить такому великому старцу».

Недолго отец Тимофей оставался на Георгиевской келлии, потому что келлия, принадлежавшая ему, требовала от него много домашних хлопот, от которых он так отвык и которые так отвлекали его от богомыслия, что он решился перейти в монастырь, где, посвятив себя совершенно Богу, уединился в глубоком затворничестве, являясь посреди братства только в субботу для принятия Святых Христовых Таин и никуда не выходя более в другие дни.

Когда старец Тимофей пришел на Святую Афонскую Гору, то старец-духовник Иероним (Соломенцов) благословил его говорить со всеми и, кто будет требовать, давать наставления.

Разговоры и наставления его были только о том, чтобы каждый старался совершать и стяжать умную молитву и чтобы каждый более всего старался очищать внутреннего человека, очищать свое сердце от помыслов и от прилогов вражьих. Он всегда говорил, что монах потому называется воином Царя Небесного, что имеет брань и войну не с плотью и кровью и не с человеками, но с началами тьмы века сего и с духами злобы, которые беспрестанно воюют с нашим умом и беспрестанно пускают свои стрелы в наше сердце и уязвляют нас. Не в нашей воле состоит, что они стреляют, и невозможно нам этого им запретить, но в нашей воле состоит то, чтобы нам беспрестанно им противиться и отражать их стрелы, т. е. помыслы, беспрестанной Иисусовой молитвой. Если случится, что они нас очень больно уязвят, то надобно скорее эту рану открывать врачу, т. е. духовному отцу, и излечивать ее покаянием и слезами.

Еще он часто говорил так: «Срамно и стыдно тому воину называться воином, который не исполняет в точности царской службы. Он еще подвергнется и наказанию. Так же стыдно и срамно будет перед Царем Небесным и нам, монахам, не старающимся в очищении внутреннего человека и не старающимся совершать умную сердечную молитву, которая очищает наше сердце, и отгоняет все вражьи помыслы и прилоги, и соединяет нас с Самим Богом. Какое мы, монахи, принесем оправдание, если, оставив мир, освободившись от мирских попечений, удалившись в пустыню, отрекшись от самих себя и уже одолев половину пути, не захотим дойти до конца его и не постараемся достичь настоящей нашей цели? Настоящая же наша цель — очистить внутреннего человека, возлюбить Господа Бога от всего сердца своего и от всего помышления своего и соединиться с Ним молитвой, т. е. беспрестанным с Ним собеседованием через умную молитву. Когда достигнем такого истинного монашеского состояния и будет сладостно для нашего ума и сердца имя Сладчайшего нашего Господа Иисуса Христа, тогда с Ним сможем победить и страсти. И не только их тогда победим, но и умертвим. А кроме умной молитвы, невозможно нам победить страсти, и очистить свое сердце, и соединиться с Богом. Умная молитва есть начало и источник всем добродетелям. И Апостол говорит, что «...но в церкви хощу пять словес умом моим глаголати, да и ины пользую, нежели тмы словес языком» (1 Кор. 14, 19). И Сам Господь наш Спаситель мира сказал: «Се бо царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). И еще: «Блажени чисти сердцем: яко тии Бога узрят» (Мф. 5, 8).

Как нам тогда будет нерадостно, когда не узрим внутри нас Царствия Небесного? Как нам тогда будет невесело, когда не сможем очистить свое сердце от страстей и от нечистых помыслов? Как нам тогда будет неутешительно, когда душевными нашими очами узрим самого Бога? Вот какие нам Господь открывает неизреченные таинства и какие изливает свои неизреченные милости, а мы не хотим постараться очистить свое сердце, не хотим понуждать себя в благотворной умной молитве! Ибо «...царствие небесное нудится, и нуждницы восхищают е» (Мф. 11, 12). Это дело наше — иноков, монашествующих, оставивших мир и мирское попечение и всю суету. Мир, т. е. любители мира, не достигают этого, и даже не вмещают, и не могут достичь этого, потому что они всегда упражняются в житейских попечениях и имеют ум свой привязанным к миру и его прелестям».

К себе по необходимости отец Тимофей не возбранял вход братии, но, дорожа его затворничеством, они не иначе бывали у него, как только в крайности своего положения, для раскрытия пред ним своих мыслей и совести и для получения назидания от его старческой беседы. Кушать ему приносили в келью.

Келья его в монастыре была наверху, над отхожими местами, и полна клопов. У него не было ни кровати, ни постели. Вместо кровати служило ему кресло, а над головой лежала Псалтырь. Когда он, бывало, сидел на скамейке, то у него на коленях лежала чурочка, в которой выдолблены были две ямочки, а в них — масличные зерна. Он брал по одному зернышку, перекладывал из одной ямки в другую, а там творил Иисусову молитву.

Схимонах Селевкий (Трофимов) вспоминает: «Дивный был старец! Я часто беседовал с ним. Быв у него однажды в келье, говорю ему: «Отец Тимофей, благослови меня обмести стены твоей кельи от клопов». А он мне сказал в ответ: «Нет, отче, клопы для меня полезны, у меня пухнут ноги, а они вытягивают из них дурную кровь». А мы и ничтожную боль и даже укус блохи не можем стерпеть. Отец Тимофей был самовольный мученик».

Иеросхимонах Сергий (Веснин) и в монастыре не прекращал с ним духовного общения. Он пишет: «Раз я разговорился с нашим строгим затворником отцом Тимофеем о свойствах истинного смирения, и между прочими своими замечаниями на этот важный предмет он сказал: «Чтобы достичь совершенства и всей высоты евангельского смирения, человек должен приучить себя думать и верить, что он хуже не только скота, но и демона.» — «Помилуй, — возразил я, — это уже слишком, это даже несовместимо с понятиями о высоком достоинстве нашей души. Что я хуже скота, это очень естественно, но хуже демона, — я думаю, сказать так о человеке, искупленном заветной кровью Богочеловека, не только нехорошо, но даже погрешительно». «По вашей ученой гордости может быть и так, — отвечал с улыбкой отец Тимофей, — но со
стороны нашего иноческого невежества это — непререкаемая истина, подтверждаемая Евангелием. Ты согласен, — продолжал он, — со словами Писания: «...творяй грех раб есть греха» (Ин. 8, 34), — с тем вместе — и дьявола, который называется начальником зла, князем тьмы века сего, т. е. владыкой беззакония. А кто из нас чужд греха, кто не раб беззаконий? А раб может ли быть выше своего владыки? Сам суди об этом. И с другой стороны, мы хуже демона. А именно: за него не пролита бесценная кровь Богочеловека и нет для него Жертвы искупления. А между тем мы все искуплены ценой крови Владычней, и все средства к оправданию и наследию Царствия Небесного со стороны Божьей нам доставлены. Так лучше ли мы демона, если все это оставляем в пренебрежении? Разумеется, гораздо хуже его и неблагодарнее пред так неизъяснимо благодеющим нам Господом!..»

Преставился старец Тимофей 13/26 августа 1848 года. Вспоминая его тяжелые подвиги, отец Парфений (Агеев) добавляет: «Зато какая была его кончина! Почти целый месяц он каждый день приобщался Святых Таин и скончался тихо и мирно. Откопанные его косточки были желтые как воск. И у меня была его кость в сундуке, и как я, бывало, открою сундук, так и пойдет благоухание неизреченное».

После похорон старца Тимофея в его молитвослове нашли лоскуток бумаги, на котором было написано: «Я обещался никакими лекарствами не лечиться и ни у кого ничего не брать».

Использованы материалы из книги: "Русский Афонский Отечник XIX - XX веков". Т. - Святая Гора, Русский Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне, 2012

 

Смотри также

Отдать жизнь за других: несколько фактов из жизни схимонаха Гликерия (Никитина). День памяти — 2 июня
У каждого человека есть хотя бы одна возможность в жизни доказать искренность своей веры к Богу, показать свою любовь к Нему и людям, но мы часто именно в этот …
Иеросхидиакон Бенедикт. День памяти — 24 декабря
Иеросхидиакон Венедикт, грек по происхождению, жил на Святой Горе Афон более 70-ти лет. Он был очень образованным и высокодуховным иноком. Патриарх Константинопольский трижды присылал …
Помощник неутомимого старца: Иеросхимонах Владимир (Колесников). День памяти — 23 декабря
Иеросхимонах Владимир (в миру Василий Васильевич Колесников) родился 27 июля 1851 года в селе Чудово Новгородской губернии. Его отец Василий и мать Евдокия скончались …
Секретарь афонского старца Макария иеросхимонах Мина (Буданов)
3 декабря 1888 года отошел ко Господу иеросхимонах Мина (Буданов) – многолетний секретарь афонского старца Макария (Сушкина), игумена Русского на …
Дело Божие надо делать, не откладывая: Иеросхимонах Арсений (Минин). День памяти — 30 ноября
Никто никогда не слышал из его уст праздного слова. Отец Арсений часто был молчалив и задумчив, присутствующие при нем чувствовали, что он в сердце своем …
Духовник и соборный старец: Иеросхимонах Феодорит (Константинов). День памяти — 19 ноября
Иеросхимонах Феодорит (в миру Федор Семенович Константинов) родился в 1856 году в крестьянской семье в селе Погожем Тимского уезда Курской губернии. Его мать звали …
Древнейший список чудотворной Казанской иконы Богоматери из Пантелеимонова монастыря на Афоне
4 ноября в Афонском Свято-Пантелеимоновом монастыре молитвенно почтили память Казанской чудотворной иконы Божией Матери, - сообщает корреспондент портала «Русский Афон».
Строгий подвижник и гостеприимный наместник: Иеросхимонах Герасим (Попов). День памяти — 26 октября
Иеросхимонах Герасим (в миру Глеб Петрович Попов) родился 24 июня 1859 года в крестьянской семье в селе Рожковеч Орловской губернии. Впоследствии семья его переехала …
Священномученик Иларион (Громов). День памяти — 11 октября
«Дорогой батюшка! Тяжело и горько нам живется, — писал будущий новомученик игумену Пантелеимонова монастыря. — Нет слов выразить Вам посетившей нас печали. Мы, …
Как научиться смирению: Схимонах Онисифор (Ищенко). День памяти — 11 октября
Схимонах Онисифор (в миру Онисим Карпович Ищенко) родился в 1872 году в крестьянской семье села Рубанское Брацлавскаго уезда Каменец-Подольской губернии. С детства он был молчаливым …