Афонский старец Иероним (Соломенцов)14 (27) ноября 1885 года отошел ко Господу духовный наставник и старец всех русских святогорцев Иероним (Соломенцов). Этот могучий духовный вождь, будучи предызбранным особым благоволением Божией Матери, возглавил по благословению старца Арсения русское братство Свято-Пантелеимонова монастыря.

А позже стал общим духовником всех русских иноков на Афоне, киновиотов и пустынников, которых, словно кокошь, собрал под свои крылья молитвами и благословением своего великого старца.

Промыслом Божиим он был поставлен на особое и великое служение — воссоздание русского иночества на Святом Афоне, не формально, но с глубоким содержанием, в лучших традициях монашеского благочестия. Он прекрасно справился с этой Богом поставленной пред ним задачей, чем увековечил свое имя как в истории Афона, так и в истории Святой Руси.

-----------------------------------------------

В 1840 году в Свято-Пантелеимоновом монастыре на Афоне отошел ко Господу руководитель русского братства обители иеросхимонах Павел. Игумен Герасим пригласил всех русских на его погребение. Скорбь утраты усугублялась тем, что отец Павел не оставил после себя духовного семени, не имел преемника, который бы унаследовал его духовные дарования и благодать и сплотил бы именем своего почившего старца осиротевшую паству. Да и сами русские отцы не видели в своей среде никого, кто бы мог поднять крест настоятельства.

Волей Божией ветвь благочестивейшего отца Павла пресеклась, не имея отрасли, но был жив еще общий всех русских на Афоне отец, вождь и корень — великий духовник и старец иеросхимонах Арсений! И действительно, неожиданно для всех, пустыннолюбивый великий старец появился вдруг на погребении. Он только один, среди общей печали, был весел и беззаботен. На просьбу благословить преемника ответил: «О сем после будем говорить и советоваться. Бог не оставит сию обитель и даст такого мужа, который управит все лучше отца Павла... » Именно об этом муже наше жизнеописание.

Настоящее жизнеописание является сердцем всей этой предложенной дорогому читателю книги, так как его герой был сердцем всего русского монашества на Афоне на протяжении последних 150 лет и останется им до скончания века. Оно о том благом и верном рабе, не только сохранившем дар и усугубившем его доброй куплей, но и других многих научившем делать так же: «Вот, другие десять мнас, которыя я приобрел».

В 1794 году в Молдавии, в Нямецком монастыре, отошел к Господу преподобный старец Паисий (Величковский), воссоздатель иноческого благочестия, книги которого возбудили жажду по Богу во многих его соотечественниках. Преподобный Паисий жил некогда на Святой Горе, прибыв туда в 1750 году, спустя 15 лет после того, как Руссик был провозглашен греческим монастырем по причине отсутствия там русских насельников. Он попытался возродить русскую обитель на Святой Афонской Горе в виде Ильинского скита, который основал и построил сам.

В 1779 году старец оставил Святую Гору и перешел в Молдавию, где смог осуществить главный труд своей жизни, отведенный ему Промыслом Божиим, — перевод «Добротолюбия» на церковно-славянский язык. Этот его труд имел самое непосредственное отношение к духовному пробуждению России. Для воссоздания же русского монашества и русской обители на Святой Горе Промысел Божий готовил иных делателей.

В 1800-1805 годах через молдавский Балашевский скит по особому откровению Божию прибыл на Святую Гору Афонскую будущий великий и богоносный старец и общий духовник русских святогорцев иеросхимонах Арсений, который был воспитан в духе учения преподобного Паисия (Величковского).

В это же самое время, 28 июня 1802 года, родился на свет будущий его ученик, послушник и преемник по старческой благодати. Этот могучий духовный вождь через 35 лет, будучи предызбранным особым благоволением Божией Матери, возглавит по благословению старца Арсения русское братство Свято-Пантелеимонова монастыря. Еще через шесть лет будет благословлен отходящим ко Господу отцом Арсением на общее духовничество всех русских иноков на Афоне, киновиотов и пустынников, которых, словно кокошь, соберет под могучие свои крылья молитвами и благословением своего великого старца.

Духовное наследие своего наставника и учителя он не унесет с собою, представ пред Господом, но передаст этот опыт уже как традицию другим поколениям, заранее позаботившись о механизме духовной преемственности. Этот человек не только возродит русскую обитель на Святой Горе, под эгидой которой соберется и сплотится весь Русский Афон, но создаст или, лучше сказать, воспитает целую школу старчества, являющуюся главным оплотом хранения и инструментом передачи духовной традиции. Наконец, сугубую благодать духовного водительства, воспринятую от отца Арсения, а также воссозданное и организованное русское иночество вместе с браздами правления он передаст своему ближайшему воспитаннику, ученику и преемнику схиархимандриту Макарию (Сушкину), которого благодарная и любящая паства наречет впоследствии уже не просто общим русским духовником, как двух отцов — его предшественников, но игуменом всех русских святогорцев. Имя человека, о котором мы хотим рассказать, - иеросхимонах Иероним (Соломенцов), а тогда еще просто младенец Иоанн...

Афонский старец Иероним (Соломенцов)

Афонский старец и духовник Иероним (Соломенцов)

Искра этой бесценной жизни вспыхнула (28 июня 1802 г.) в городе Старый Оскол (ныне Белгородская область) в доброй, церковной, богобоязненной семье слабожанско-старооскольского купца Петра Григорьевича Соломенцова из Курской губернии. Семья эта обладала глубокими традициями благочестия, главная из которых — любовь к храму Божию и богослужению.

Отличительной чертой семьи Соломенцовых было то, что она никогда не устраивала пиров и застолий, но всегда по воскресным, праздничным и семейным дням собирала всех своих многочисленных родственников и организовывала пение богослужебных песнопений: тропарей, стихир, догматиков, херувимских, так что соседи говорили: «Соломенцовы у себя бдение служат».
Воспитание ребенка было возложено на бабушку, которая любила ходить в церковь на всякую службу и почти каждый день водила туда младенца, а впоследствии отрока. С детских лет большая любовь к церкви, участие в богослужениях заменяли для Иоанна все детские игры.

Добровольное и сознательное усердие к храму Божию шестилетнего отрока Иоанна не мог не заметить батюшка, отец Иаков, настоятель церкви Успения Божией Матери, пригласивший мальчика, с благословения родителей, быть пономарем: звонить в колокола, подавать кадило, находиться в алтаре, читать и петь — занятия эти были для него «паче меда и сота» (Пс. 18, 11). Добрый и усердный пастырь, отец Иаков, стяжавший от Господа благочестием и благоговением дар сердечного умиления и слез, стал для отрока духовным отцом, первым наставником и образцом для подражания.

Ежедневное богослужение, внимание к чтению и пению, благоговейное и усердное послушание способствовали тому, что любовь к благолепию церковному стала у Иоанна глубокой и осознанной. Размышления о смысле таинств, обрядов и их чинопоследований, тропарей, кондаков и стихир занимали все его детские мысли и переживания. Поистине и к блаженному этому отроку можно отнести слова псалмопевца: «И бо птица обрате себе храмину, и горлица гнездо себе, идеже положит птенцы своя...» (Пс. 83, 4), т. е. первые душевные стремления.

Духовные ценности, занявшие в детской душе такое главенствующее положение, влекли взрослеющего отрока на всецелое служение Богу, возбудив в его сердце стремление к монашеству. Благодать Божия часто утешала взрослого не по годам мальчика, обогатившегося благодаря ее посещениям мудростью духовной, и влекла его к решительному выбору. Однажды, когда ему было семь лет, на Великой вечерне, во время входа, он шел со свечой впереди священника. Став, как подобает, пред иконой Спасителя, он прилежно смотрел на лицо Его, внимая смыслу стихиры. В этот день пелся догматик восьмого гласа: «Царь Небесный за человеколюбие на земли явися». Внезапно эти слова глубоко поразили его сердце сладчайшим умилением. Слезы потекли из глаз. Слова эти проникли в самую глубь души и там звучали беспрестанно, волнуя сердце сладким изумлением и новыми чувствами удивления и радости. Тот, Кто призывал и влек его сердце на всецелое служение Себе, ныне Своей благодатью Сам открылся блаженному отроку как Творец и Повелитель естества, Царь Славы, Свет, Истина и Жизнь. Этот первый опыт богопознания глубоко запечатлелся в сердце Иоанна и сохранился на всю жизнь. Блаженное состояние духовного умиления и самоуглубления продолжалось несколько лет, пока промыслительно не была несколько умалена Божественная благодать.

Так отрок Иоанн, еще только начинавший познавать мир и смысл своего бытия в нем, усвоил главный урок первых опытов своей жизни — о том, что Бог есть главная ее ценность, драгоценнейшее сокровище человеческой души. А стремление к совершенствованию в Боге, богоугождение, богопрославление, богослужение есть главное назначение бытия человеческого.

Чистая и простая душа Иоанна радовалась такому своему нечаянному обогащению, но не знала она еще, что, кроме этого нетленного сокровища, существуют и другие «ценности». Не знала она, что в духовном мире, как и в земном, существуют «татие суть и разбойницы» (Ин. 10, 8) — невидимые похитители духовного богатства, которое поэтому нуждается в ограждении и страже более, чем всякое другое сокровище на Земле. Важный, жестокий, но неизбежный и существенно необходимый урок преподаст ему следующий этап жизни — многомятежная юность. «Господи, не доброе ли семя сеял еси на селе твоем? Откуду убо имать плевелы?» (Мф. 13, 27).

Грех праотца Адама — это не просто проступок, для врачевания которого достаточно только одного прощения; вернее, это действительно было бы так, если бы Адам покаялся сразу же, в раю, но нераскаянность и упорство дали греху неограниченную власть и чудовищную силу, с помощью которых он исказил самую природу человека. Предрасположенность к страстям, семена греховные, подобно генам, передаются из поколения в поколение всем без исключения потомкам Адама и гнездятся в самом сердце человека от утробы матери его. Святое крещение освобождает нас от ответственности за падение праотцев, но оно не избавляет нас от действия закона тления греховного, единственное лекарство от которого — личный подвиг, собственная духовная борьба за обладание духовным ведением, суть которого состоит в познании своей немощи, с одной стороны, и познании Всемогущества Божия — с другой. Познай свою немощь и повергни ее пред Богом с молением о помиловании и спасении, ибо Он Один только силен прекратить действие и насилие страстей. Именно с этого первоначального смирения и самоуничижения пред Создателем и Спасителем Богом, т. е. с познания всецелой своей немощи и смиренного сыновнего моления о помощи, начинается путь осознанного духовного возрастания, постепенного восхождения ко Христу.

Доброе семейное благочестие, воспитание в страхе Божием, приобщение к Церкви, благое содружество существенно необходимы, для того чтобы вкоренить в детской душе навык к боголюбию и добру на всю жизнь и сократить путь личного богоискания. Но они не могут упразднить существования и действия страстей, гнездящихся в самой природе, в самом сердце. Время прозябания этих греховных семян — юность. Не мог избежать юношеских искушений и молодой Иоанн. Но добронравие патриархальной семьи, церковное послушание, добрая дружина сверстников, а также стремление к заветной цели — монашеству до времени обуздывали их действие.

На просьбу Иоанна отпустить его в монастырь отец ответил отказом, решительно заявив, что до совершеннолетия, т. е. до 23 лет, никуда его не отпустит. В день, когда исполнился означенный срок, Иоанн поблагодарил отца за доброе воспитание и, напомнив ему его обещание, вновь повторил свою просьбу. Но и на этот раз отец упросил его подождать немного, пока возмужает младший его брат. Превозмогая скорбь, юноша вновь послушался родителя.

Затем прошение благословения на монашество сестры еще на два года стало причиной новой, третьей уже, отсрочки, потому что родители не могли разом отпустить двух любимых детей. Во время двухлетнего пребывания с родителями за сестру Иоанн Павлович перенес тяжкие испытания и едва не погиб, как духовно, так и телесно. Враг спасения человеческого сильно нападал на него с разных сторон, желая отвратить от заветной и спасительной цели — монашества. Наконец, дьявол воздвиг на целомудренного юношу сильную брань плотских страстей, но Господь не дает искушения выше сил.

Однажды ночью, когда приступ плотской брани был особенно силен, он видел себя как бы совсем погибающим, так как помощи ниоткуда не было видно, молитва как бы перестала действовать, ум помрачился, облака страстных помыслов затемняли сознание, и весь он горел как в огне. Выбежав из комнаты в сад и пав под деревом груши на колени, он слезно молил Господа Бога помочь его бессилию, защитить немощь его от силы вражьей и сохранить его в чистоте.

«Если не Ты, Господи, — молился он, — то уже не смогу терпеть этой брани. Возьми же, Господи, лучше душу мою, чем оскверниться мне плотской нечистотой». Долго и горячо вопиял он из глубины сердечной ко Господу, обороняясь от лютой силы вражьей единственным оружием — упованием на всемогущую помощь Божию. И вдруг в полуночи небо внезапно разверзлось над головой его, и свет, как пламень огненный, снизошел на него с высоты, не опаляя, однако, но прохлаждая жар страстной пещи, исполняя сердце сладчайшей, неизъяснимой радостью и пленяя ум благодатными, неведомо откуда пришедшими просвещением и озарением в таком изобилии, что он, как казалось, не мог уже более вместить происходящего. Придя в изнеможение от такого обилия благодати, он пал на землю и лежал, словно мертвый, чувствуя, как таинственный, благодатный огонь самовластно проходит по всем его жилам и составам, прохлаждая и истребляя в них огонь плотских похотей.

Так пролежал он, пока не заблаговестили к заутрени. Новый, светлый, радостный, ощущающий необыкновенную легкость во всем теле, он не побежал, а полетел в церковь благодарить Человеколюбца Бога за состояние близости к Богу, которое он испытал. Колокол церковный словно звал его, а дом Божий словно ожидал его, и молитва вдруг сама собой пленила ум и сердце его и с такой властью и силой многой, словно имея повеление свыше, и понесла их к престолу Бога на небесах.

Придя из церкви, он вдруг с изумлением увидел, что вся семья стоит возле груши, под которой он ночью молился, и дивится происшедшему: дерево полностью высохло и стояло лишенное листьев и плодов. Причину этого он утаил в своем сердце, непрерывно благодаря Бога за неисповедимую Его милость, благодаря вмешательству которой он навсегда избавился от мучивших его плотских страстей и до конца дней своих пребывал в мире и душевном спокойствии, не возмущаемом греховными мечтаниями и пожеланиями.

Велико было нападение лукавого, но несоизмеримо большим было Божественное посещение и дарованное Им утешение. Утешение Духа Святаго, как Письмена Божественные на скрижалях Моисея, глубоко и неизгладимо запечатлелось не только в душе, но во всем естестве Иоанна, так что оно, запечатанное сим утешением, стало неприкосновенным для действия плотских страстей. Опыт, вынесенный им из этой брани, на всю жизнь сделается для него основополагающим и руководящим символом, выраженным словами псалмопевца: «Блажени людие ведущии воскликновение»! (Пс. 88, 16) Не на свои силы полагаться, но успеть, успеть воззвать к Богу, повергнув пред Ним свою немощь, — вот суть духовной брани, вот тот положительный, правильный опыт, который должен выносить христианин из духовных сражений! Так, чудным образом, действием благодати Божией был избавлен он от смерти духовной. Вскоре после этого Промысел Божий новым чудным вмешательством избавил его уже от преждевременной смерти телесной.

Однажды, исполняя службу купеческую по долгу послушания родителю, находился он в пути и заразился холерой, свирепствовавшей тогда в центральных губерниях России. Кучер его начал сторониться барина своего и в конце концов вовсе бросил одного, страшась заболеть. Иоанн Павлович в крайне тяжелом состоянии остался в своей повозке дожидаться смерти. Изнемогая от болезни, он погрузился в молитву Иисусову, прося прощения у Бога за то, что не исполнил своего обета стать монахом. Жизненные силы, по-видимому, уже оставляли его. Но вдруг свет объял все вокруг, и перед собой он увидел боголепную Жену в белом как снег и блистающем одеянии, указывающую на него перстом правой Своей руки стоящему одесную Ея некоему мужу, с которым Она о чем-то относительно его советовалась. Иоанну показалось, что муж тот был святым апостолом и евангелистом Иоанном Богословом, хотя он в этом и не был уверен. Может, между собой говорили Пресвятая Дева и великомученик и целитель Пантелеимон, а совет, бывший о нем, являлся предызбранием Иоанна на высокое его служение? В этот момент он пришел в себя и почувствовал себя совершенно здоровым.

Оба этих случая особого вмешательства Божия в естественный ход событий должны были явственно показать Иоанну, что Промысел Божий неусыпно бдит о нем и бережет всецело дух и тело его.

По окончании двухлетнего срока родители более не удерживали его и благословили на монашество, вполне убедившись, что к жизни в миру и к женитьбе сердце сына не лежит и он всецело объят желанием служить Единому Богу.

В это время Господь послал ему собрата по духу, одного из его родственников, Николая Гончарова (будущего монаха Никодима), который также горел желанием иночества. В 1831 году они оба с котомками за спиной навсегда оставили родной город. Начался пятилетний период их странничества по российским монастырям, с тем чтобы найти благоприятное место для борьбы со страстями и для созидания своего спасения.

Для желающего принять монашеский постриг выбор монастыря — дело непростое. Это место должно быть отмечено особым присутствием Божественной благодати и максимально способствовать умерщвлению страстей и спасению души. Монастырь - это место, удаленное от мира, куда приходят люди, желающие уйти от страстей, бушующих в мире.

Делая поправку на современность, можно сказать, что монастырь не обязательно должен находиться в пустыне, хотя это было бы лучше всего. Он может быть и посреди града. Однако при этом обязательно должны быть созданы условия, ограждающие насельников от влияния мира, его страстей, другими словами, должен существовать режим их умерщвления. Таковым режимом, издревле созданным святыми отцами на основании Священного Писания, является общежитие, регулируемое правилами или уставом. Одной из главных задач общежития является истребление самолюбия, своеволия, греховной самости, погубившей праотцев в раю и являющейся главным проявлением гордыни. Основные принципы монастырской общежительной дисциплины, или условия, истребляющие самость, суть следующие: наличие в обители общей молитвы, общего труда, общей трапезы, общего имущества при отсутствии привилегированного положения кого бы то ни было в этом монастыре. Все члены братства — от игумена до последнего послушника — несут на себе общемонастырское тягло, т. е. службы, келейную молитву и всеобщую трудовую повинность, и никто из этого круга не выпадает. Если же случается так, что кто-то не соблюдает монастырского устава, то приводятся в действие рычаги монастырской дисциплины, призванные исправить положение. Все эти факторы являются внешними условиями, самым же главным условием, одухотворяющим все прочие, является самоотверженное послушание. Инок добровольно отказывается от своего мнения, своей выгоды, своего имущества, собственной казны и своего стола и так далее, предпочитая мнение и пользу ближнего своего. Наконец, он должен являть полное послушание игумену — отцу и пастырю своему, из рук которого он чает получить благодать и вечное спасение.

Все это людям, не сведущим в этом деле, может показаться неким режимом подавления, но не будем забывать, что вся эта система зиждется на принципе свободы, т. е. на сознательном свободном решении отказаться от собственной, искаженной страстями воли, что является абсолютно необходимым условием для достижения главной цели подвижничества — духовного совершенства. Именно для воплощения в жизнь этого решения и существует монастырь, и поэтому не имеющему перед собой цели победить свое «я» не следует и вступать в число братии, чтобы не сделаться сопричастником жребия Анании и Сапфиры и, что самое важное, чтобы не вносить чуждый разрушительный элемент (т. е. своеволие) в общежительную структуру. Стержень этого режима — борьба со своей волей, со своим «я», со всей своей самостью. Отказ от собственного «я» — это очень трудная задача, но это единственно правильный алгоритм духовной жизни. Кто хочет видеть Бога, тот должен забыть себя.

После пятилетнего странствования ревнители благочестия Промыслом Божиим нашли одного человека, Василия Максимовича Фастова, который сказал им, что единственное подобное место они могут найти только на Святой Горе Афон. «Идите туда, ничтоже сумняся!» — говорил он им.
Но до того как отравиться туда, опять же Промыслом Божиим, суждено было им побывать в Воронеже, у святителя Митрофана, где в то время подвизался некий юродивый и прозорливый подвижник. Придя к нему, друзья спросили, есть ли им воля Божия идти на Афон. Пристально на них поглядев, он сказал им: «Идите, мои братья-старооскольцы, идите на Святую Гору Афонскую, идите. Ты, брат мой Николай, придешь туда, немного поживешь, получишь великую схиму и отправишься в невозвратный путь, а ты, брат мой Иоанн, придешь на Афон, да свой улей заведешь и будешь рои от него отпускать. Идите, Бог вас благословит!» Эти слова оказались пророческими.

Иван Павлович не знал еще, что такое Афон. Знал только, что эта чудная страна монахов есть истинный рай на Земле, где нет ни властей, ни чинов, ни бирж, ни торгов, ни суеты, ни склок, где существует лишь ангельское житие и непрестанная молитва. Никто не говорил ему об этом, но сердце само подсказывало, что именно так оно и есть на самом деле.

В сентябре 1836 года он прибыл вместе с другом Николаем Гончаровым и еще 15 старооскольскими единомышленниками на Святую Гору. На вопрос, есть ли монастырь, в котором бы жили русские иноки, он получил ответ: «Монастырь-то русский есть, да вот русских иноков в нем нынче нет». Ему посоветовали: «А поди-ка ты к старцу Арсению. Он не только всем русским монахам на Афоне духовник, но и прозорливый старец. Он укажет тебе, где и как жить».

Какова была первая встреча великого старца и будущего его ученика — нам неизвестно. Известно только, что Иоанн стал верным послушником старца Арсения, старавшимся с совершенной точностью исполнять волю своего наставника, которую воспринимал как Божию. Этот афонский новобранец имел безграничную веру к словам своего старца, отдав в его руки всю свою душу, со всеми ее ранами и недугами. Поверг ему в ноги всю свою волю и мудрование, отрекаясь от них и отдавая их на попрание. Словно распятый на кресте, представлял он себя в присутствии великого отца своего и, принимая из уст его врачевство — укоризны за тот или иной проступок или помысел, если таковое случалось, — был неропотлив и безгласен, подобно Подвигоположнику своему. И за труды принял и воздаяние: тишину помыслов, покой сердечный и, что самое главное, благоволение отца своего, которое благодатным огнем воспламеняло в нем свечу молитвы и даровало душе дерзновение в борьбе с врагом и в предстоянии пред Богом по слову псалмопевца: «...яко оружием благоволния венчал еси нас» (Пс. 5, 13).

После пострига и Литургии, на которой новопостриженный был причастником Святых Христовых Таин, отец Арсений дал ему наставление, как проводить свою жизнь в иноческом чине. Он строго заповедовал: «Без моей воли ничтоже твори, пока я жив буду». Затем говорил весьма пространно и умилительно о послушании, об исключительном значении его в жизни монашеской, о том, каковую силу имеет оно и каких даров сподобляет. Говорил, как побеждать страсти, отсекать свою волю, открывать помыслы своему отцу и пастырю, как любить Господа Бога всем сердцем и помышлением, как любовь эта приобретается и за что ее можно потерять. Говорил и о том, как хранить ум свой в непрестанной молитве, претерпевать мужественно все находящие скорби и искушения с благодарением и никогда не унывать. От таковых поучений, изреченных не с витийством ученым, но с властью и силой многой благодати Духа Святаго, постриженник не смог сдержать слез умиления, растворенных сладчайшей радостью.

Старец Арсений Афонский

Русский старец Арсений Афонский

Прозорливый старец Арсений, видя духовные дарования теперь уже отца Иоанникия и ведая высокое назначение, отведенное ему Промыслом Божиим, благословил ему на время безмолвное житие, для того чтобы успокоить душу, умиротвориться, сосредоточиться и насладиться безмолвием, к которому он так стремился всю жизнь и которое вскоре должно было быть отнято от него ради духовнического служения многим братьям.

Истомившаяся духовной жаждой душа монаха Иоанникия погрузилась в безмолвное житие. Опыт сердечного обращения к Спасителю, обретенный им еще во время брани духовной посреди мира, стал для него здесь, в афонской пустыне, хлебом насущным, который он с алчбой и жаждой вкушал день и ночь, и по неложному обетованию Господню был насыщаем благодатью, неведомыми утешениями и посещениями.

За совершенное послушание, безграничное доверие духовнику и исключительное самоотвержение монах Иоанникий пользовался особым взаимным доверием и любовью старца Арсения. Видя в нем сосуд избранный, испытанный и закаленный, чистый и вполне способный вместить высокое духовное учение, отец Арсений сделал его своим сотаинником и руководил им в прохождении делания молитвы Иисусовой. Получая великую пользу от своего старца, монах Иоанникий, преданный и верный, не считал нужным искать себе других советников, наставников и руководителей. От собеседований с другими монахами всячески уклонялся, был всегда самоуглублен, внимателен и благоговеен, так что вскоре всем стало заметно его преуспеяние и все заговорили о нем как о сугубом ученике духовника Арсения.

Вскоре отец Арсений благословил его и самому принять учеников. Отец Иоанникий был им за старца, а отец Арсений — общим руководителем и духовником. Сделал это отец Арсений с великим разумением и мудрым расчетом, устраивая, таким образом, для отца Иоанникия как бы переход от пустынножительства к общежитию.

Даже после того как отец Иоанникий за послушание старцу Арсению принял на себя старческие обязанности, в душе своей он все же остался учеником. А потому имел попечение прежде всего о пользе своей собственной душе, чтобы не потерять тех драгоценных духовных плодов, которые стяжал тяжелым трудом. Далее мы будем иметь возможность наблюдать за этим качеством его духовного устроения, чтобы получить наглядное назидание: как с его изменением отец Иоанникий с течением времени станет великим старцем; как всецело, без остатка пожертвует он своей собственной пользой ради пользы ищущих ее от духовного общения с ним.

Со своими учениками старец Иоанникий был кроток и снисходителен. Все немощи их сносил и терпел великодушно, соблюдая драгоценный свой душевный покой. Делал он это именно ради того, чтобы не разрушать своего духовного устроения. Это качество свойственно еще не устоявшимся в добродетелях духовным воинам, страшащимся неосторожным словом или делом повредить самим себе. Скорее, это свойство можно отнести к наемникам, а не сынам, которые еще не уверены, что являются наследниками отеческих сокровищ, и работают за вознаграждение.

Отец Иоанникий сам за богослужением много читал и пел, но однажды ночью, встав для совершения утрени, без всякой на то причины внезапно лишился зрения настолько, что не мог уже ничего читать по книгам, разве только то, что знал наизусть. Ученики очень опечалились, да и сам он тоже скорбел. Продолжилось это несколько дней. И вот как-то после повечерия он вышел в окружающий келлию лес и провел там всю ночь, а возвратившись к утрене, по-прежнему читал в церкви с большой быстротой и радостью. Ученики удивились, стали вопрошать своего старца о внезапной перемене зрения. «Когда я ночью в лесу усердно молился, — отвечал на их вопросы отец Иоанникий, — то вдруг увидел явившуюся мне в небесном сиянии Владычицу. В благоговейном страхе и трепете я поклонился Ей до земли и услышал от Нея следующие слова: «Молитвы твои и обещания Господу и Мне приняты, но смотри же, старайся исполнить их во всей точности, а Я исцеляю твое зрение, и до самой кончины твоей будешь читать без помощи!» — и затем Она стала невидима».

2 августа 1840 года в Русском Свято-Пантелеимоновом монастыре отошел ко Господу иеросхимонах Павел... Игумен Герасим призвал русскую свою братию, чтобы они избрали себе пастыря из тех, кого они знают, кто опытен в духовной жизни и мог бы ими управлять. Братия же, посовещавшись между собой и рассудив, дала ответ своему игумену. Обратим здесь внимание на все, что будет сказано, ибо все это составит немалую похвалу будущему великому старцу, а пока еще смиренному новоначальному монаху-пустынножителю, послушнику великого русского старца-духовника Арсения. Итак, братья сказали следующее: «Отче святый, хотя и много во Святой Горе русских, но нет такого человека, который бы мог вместить общежительные наши уставы и править церковью и братией. Только одного находим способным к этому - духовника Арсения, который все может вместить и управить. Да еще есть ученик его, монах Иоанникий, который также может управить церковью и братией, только не знаем, вместит ли он общежитие наше, ибо имеет свою келлию и учеников».

Тогда отец игумен велел им собирать посольство и идти к духовнику отцу Арсению, для того чтобы просить его жить в русской обители. Они посоветовались и, будучи уверены в отказе отца Арсения, решили зайти прежде и к отцу Иоанникию, чтобы предварительно узнать, будет ли он согласен прийти в монастырь и жить там. Тот наотрез отказался, не желая принимать сана священнического, неизбежного при занятии духовнической должности, а также ссылаясь на слабость здоровья, по причине которого ему трудно будет жить в строгом общежитии. Указывал он им в ответе и на любовь свою к безмолвию.

Братья, услышав его ответ, опечалились и пошли тогда уже к самому старцу Арсению, чтобы со слезами умолять его о переселении в монастырь, дабы не оставить сиротствующую братию без пастыря. «Меня и не просите, и ниже поминайте, — отвечал им духовник, — а изберите другого, кого знаете». Они же с плачем говорили: «Отче святый, из всех, кого знаем на Святой Горе Афонской, мы избрали только вас двоих. Или вы идите, или благословите ученика своего, отца Иоанникия». Духовник подумал и неспешно, с расстановкой стал говорить: «Это великого стоит: отца Иоанникия с учениками потревожить. Они живут спокойно, в безмолвии и мире. Имеют свою келлию. И всякого заведения у них много... Разве если будет воля Божия... Ваш монастырь общежительный и к Богу близок, пусть эту неделю все братья постятся и молят Бога и Божию Матерь, а потом придите ко мне. Ежели будет воля Божия, тогда я объявлю вам об этом и пошлю его, хотя бы он и не хотел».

С великой радостью пошли послы в монастырь и возвестили все игумену, который заповедал всей братии поститься седмицу и готовиться ко святому причащению, да молить Бога и Божию Матерь, дабы послали человека, могущего все управить на пользу обители. В продолжение седмицы было отслужено три бдения - Господу Богу, Божией Матери и святому великомученику Пантелеимону с прошением указать богоизбранного и достойного человека.

В продолжение означенного срока и сам отец Арсений усердно молился и вознамерился совершить три всенощных бдения, чтобы узнать Божию волю. Но уже после второго Господь явил Свое благоволение.

По исполнении всего заповеданного вновь пошли братья русского монастыря к великому старцу Арсению. Он же с радостью их принял и торжественно возвестил: «Радуйтеся! Есть воля Божия отцу Иоанникию быть в русском монастыре! Ступайте в монастырь и скажите игумену, чтобы выслал старшую братию на Карею сделать уговор». С этим и возвратились обрадованные отцы в свою обитель и все пересказали игумену. Игумен же с братией сразу же отслужили благодарственный молебен, после чего отправили великое посольство в Карею и к отцу Иоанникию просить и молить его: да будет русской братии руководителем, духовником и пастырем, а отцу игумену Герасиму помощником.

Афонский старец Иероним (Соломенцов)

Афонский старец Иероним (Соломенцов)

Не ведал ничего о происходящем монах Иоанникий. После того как он отслужил с учениками утреню и все разошлись по своим кельям на молитву с рукоделием, как вдруг принесли записку от отца Арсения, чтобы все трое явились к нему. Когда же они пришли, то повелел старец взойти всем в церковь и, надев на себя епитрахиль, начал говорить: «Отец Иоанникий! Господь тебя благословляет: иди на общежитие в русский монастырь со своими учениками, ибо там хочет Бог нечто сотворити». Все трое заплакали, а отец Иоанникий пал на колени пред старцем: «Отче святый, — говорил он, — тебе известно о моем слабом здоровье. Известно и то, что пришел я на Святую Гору, чтобы избежать хиротонии и не начальствовать, но в пустыне и безмолвии проводить жизнь свою, достигнув того, ради чего оставил мир, т. е. — победить страсти и соединиться с Богом».

Духовник же отвечал ему: «Всякая вещь добра в свое время: добро бегать хиротонии, добро и принять во славу Божию. Насколько является злом искать хиротонии, настолько же является злом противиться воле Божией. А что ты слаб здоровьем, то Господь знает лучше тебя. В Его руках состоит весь живот наш. Если Он тебя избрал, то Он же тебе подаст и здравие. А на то, что ты говоришь о желании в пустыне победить страсти и достигнуть соединения с Богом, отвечу: достигают победы и в пустыне, если будут по воле Божией жить, и в общем житии. При общем житии этого даже можно достигнуть скорее, потому что пустыня только усыпляет, а общежитие до конца умерщвляет страсти и погребает их в смирении, послушании и отсечении собственной воли. А когда умирают в нас страсти, тогда обретаем душевное спокойствие и соединяемся с Богом. И нигде невозможно найти настоящей монашеской жизни, кроме общежития. И еще: ты хочешь спасти только двоих, а иди спасай двадцать, а со временем — пятьдесят. Ты должен о всем иметь попечение. Тебе подобает устроить русскую обитель, и тобою она прославится. Больше воле Божией не противься. Теперь иди в Карею, переговори, о чем необходимо, с греками, и перебирайтесь в монастырь. Господь вас благословит».

Старец, благословляя его, добавил, смягчив строгую речь свою: «Иди, чадо, с Богом, имать там нечто дивное быти».

Когда отец Иоанникий с учениками вернулся в келлию, в тот же час пришли из русского монастыря и позвали их в Карею, где уже ожидало великое посольство монастыря со всей старшей братией. Увидев своего Богом данного старца, все пали ему в ноги и от имени игумена, господина и отца Герасима со всей во Христе братией просили отца Иоанникия изволить перейти на жительство в их монастырь и принять на любых условиях должность духовника русской братии. Не теряя еще надежды на будущее свое уединение, он говорил отцам о своем желании со временем получить благословение на безмолвие. Старцы обещали, сказав ему так: «Ты собери братию русскую, благоустрой ее, а по временам можешь удаляться на безмолвие». Согласившись со всеми его пожеланиями и устроив все, посольство предложило отцу Иоанникию с учениками проехать на монастырских мулах в саму обитель для свидания с отцом игуменом и всей братией, которая уже ожидала их и чаяла увидеть.

6 октября 1840 года, на исходе дня, пред вечерней, учиненный брат, специально поставленный ожидать на башне, пристально всматриваясь на дорогу, спускающуюся с холма из-за потока, увидел наконец, как показалась долгожданная процессия. В радости, как было условлено, ударил он в колокол, и вся братия, греки и русские, взяв свечи и хоругви, собралась ко святым вратам обители. Священники и диаконы облачились в ризы, служащий иеромонах вынес большое напрестольное Евангелие, а иеродиакон — кадило.

В вечерней тишине, среди пения птиц бубенцы побрякивали на мулах медленно приближающейся процессии. Когда они подошли совсем близко и стали видны братии, все умилились сердцем, вспомнив Того, Кто входил во Святый Град на жребяти. «Радуйся и веселися, граде Сионь! Се бо Царь твой грядет к тебе кроткий и спасаяй, седяй на жребяти осли!»

Долгожданный и дорогой гость спешился, невольно смутившись такой нечаянной торжественностью встречи, приложился ко Святому Евангелию и поклонился на обе стороны встречавшим, не дерзая смотреть им в лица. Братия торжественно запела «Достойно есть» по-гречески и по-русски, и таким образом все направились в соборный храм святого великомученика и целителя Пантелеимона, где ожидал великого и богоданного гостя игумен отец Герасим. Вынесли из алтаря честную главу славного великомученика и целителя Пантелеимона, часть Честнаго Древа и икону святителя Митрофана, с которой русские входили в монастырь. Отец Иоанникий по обычаю поклонился святыне, положил три поклона посреди церкви и четвертый поклон отцу игумену. Лобызал руку его. Потом вся братия приветствовала его. На следующий день возвратились обратно в Карею, взяв у игумена благословение управиться с келлией.

20 октября 1840 года отец Иоанникий прибыл с учениками в Руссик, где поселили их в старом северном корпусе, возле параклиса великомученика Димитрия, где и прожил старец до конца дней своих.

Так нечаянно, скоро и чудно произошло избрание и возвышение отца Иоанникия на старческое и духовническое служение. В вышеописанной истории обратим внимание на следующие факты.
Во-первых, достойно внимания то, как братья — и греки, и русские — обеспокоены были незыблемостью общежительных правил, как они с одинаковой тщательностью берегли традиции и благочестивые устои, оставленные им в завещании игумена Саввы. И все это делалось ими глубоко осознанно, а не из-за привычки или некоей закостенелости. В верности общежительным правилам виделся им смысл и залог существования обители и единодушия братства. Скорбный обоюдный опыт научил как греков, так и русских следовать таким традициям.

Во-вторых, обратим внимание на поразительное единодушие братии, двусоставной по национальному признаку. Греки выражают искреннее сочувствие русским, разделяя с ними как печаль, так и радость: скорбят и болезнуют до слез о смерти отца Павла и радуются и благодарят Бога по случаю чудного избрания отца Иоанникия. Это да будет нам залогом и верным удостоверением того, что не было и не может быть никакого конфликта на национальной основе в среде такого духовного организма, как афонское братство, спаянное союзом братолюбия. Основная масса братства всегда оставалась тверда и непоколебима в единомудрии и любви. Да, между ними в будущем возникнут трения, но причиной этому будут исключительно духовные проблемы, о чем мы поговорим еще ниже.

В-третьих, замечательна процедура избрания руководителя братства прилежным и длительным молением, постом и бдением, а затем благодарственным молебном. Цель этой процедуры — собрать умы и сердца всех братьев воедино и направить их к Богу с общим смиренным прошением явить Свою волю, указать им достойного человека. Поиск воли Божией, желание передать братство в руки богоданного, богоизбранного и Богом благословенного пастыря, а не в руки случайные или хищнические — вот цель молитвы. Впоследствии обычай этот войдет в устойчивую практику русского монастыря и станет одной из лучших его традиций.

18 ноября отец Иоанникий был посвящен во иеродиакона, а 21 ноября, на самое Введение во храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, — во иеромонаха и получил благословение архиерея на духовническое служение. В новом, 1841 году, на первой неделе Великого поста, отец Иоанникий был пострижен в великий ангельский образ. Поистине пророческий дух игумена Герасима точно подобрал ему новое имя в соответствии с тем значением, которое приобретет оно для всех будущих поколений русских иноков на Афоне. Его постригли с именем Иероним, что означает по-русски «священноименный». Таковым стало отныне имя этого великого и дорогого для нас человека, ставшее впоследствии достоянием вечности, будучи написанным тростью Духа Святаго на скрижалях сердец всех поколений монашествующих насельников Руссика. Высокое иноческое житие, воспитанное старцем Герасимом в строгом духе общежития, по заповедям его духовнаго отца старца Венедикта и игумена Саввы, нашли живой отклик в его душе.

Рассматривая жизнь отца Иеронима в монастыре, чтобы лучше оценить плоды его трудов, а также для того, чтобы увидеть широту и достоинство этой великой личности, разграничим его деятельность на две основные сферы. Во-первых, старец Иероним был прежде всего духовником, руководителем братства, а во-вторых, выступал как ктитор, хозяйственник и администратор. Оба этих вида его деятельности как будто лежат совершенно в разных плоскостях и требуют особых и совершенно различных навыков, способностей и талантов. Но в личности отца Иеронима мы находим сплетенными воедино все необходимые навыки и таланты, где и хозяйственная, и духовная составляющие его деятельности превратились в инструменты, служащие одной грандиозной цели — возрождению русского монашества на Афоне. Оба этих инструмента он смог использовать исключительно для достижения духовных целей. С Божией помощью без ущерба как для братии, так и для монастырского хозяйства, без ущерба для самого себя он стал и прекрасным администратором, и одновременно глубоким духовником. Но произошло это не сразу и не вдруг, а только после того, как он, преодолев самость, полностью пожертвовал собой и с максимально возможной самоотдачей посвятил себя делам обители и братии. Такова сила самопожертвования, воодушевленного верой в Подвигоположника. С ее помощью человек творит невозможное.

Деятельность свою в должности духовника и руководителя русского братства он видел прежде всего в том, чтобы сохранить и по возможности даже преумножить добрые традиции монастыря, сохранить незыблемым богоугодный общежительный устав, приносящий здесь такие добрые плоды, и помочь своим русским братьям приобщиться к нему, помня, что нежелание прежде пришедшей братии повиноваться этому уставу свело на нет труды отца Аникиты. Из личного опыта зная о пользе общежительных устоев, он до конца дней своих будет ревностным их поборником.

Общежитие — это не только общая трапеза, общая одежда, общая молитва и богослужение, но и общая скорбь, и общая радость при единении душ. Все это подразумевает наличие общих задач, общих проблем и коллективный подход при их решении, если не конкретными действиями, то уж, конечно же, молитвой и сопереживанием. Но и это еще не все. Общежитие, которое делает души и молитвы братии едиными, а также ставит общие для всех цели и задачи для решения всеми общих проблем, предполагает и единое управление. Созидать, воодушевлять и управлять этим единым духовным организмом должен только один руководитель. Не некий бездушный администратор со штатом исполнителей его воли, а мудрый и любящий отец, Богом избранный и Богом поставленный, а потому и ответственный за всех и за все содеянное перед Единым Богом. И в данном случае этот руководитель опирается не на наемников, а на сплоченную, единодушную братию, где младшие без сомнения, по Апостолу, подчиняются в духе братской любви и единомыслия старшим. В его руках при мудром, опирающемся на благодать Святаго Духа управлении братство — это пластичная и в то же время устойчивая сила, готовая всегда по первому призыву своего пастыря мобилизоваться для выполнения любой духовной задачи, сохраняя при этом все черты своего призвания: и братскую любовь, и послушание, и желание трудиться для общего блага, и молитвенность.

Мы должны понимать, что общежитие в духе взаимной братской любви не имеет ничего общего со сходбищами, празднословием или смехотворством. Эти пороки растлевают дух его. Парадокс истинного общежития в том и заключается, что иноки, живя, трудясь, молясь, питаясь вместе, искренне любя друг друга, в то же время стараются избегать излишнего общения друг с другом, имея желание пребывать единственно с Богом. Сходбища, свойственные живущим в миру, заменяются у них богослужебным собранием; празднословие — славословием и песнопениями за богослужениями; пиры и застолья — скромной братской трапезой. Любовь выражается не столько внешними проявлениями, сколько духовными, внутренними. Терпение поруганий и укоризн, снисхождение к немощам друг друга и прощение обид, радость о преуспеянии ближнего и скорбь в несчастиях, искоренение подозрительности и зависти — все это есть превосходнейшее проявление настоящей братской любви. Но самым главным и существенным для инока является качество, которое объемлет собою все прочие, — предпочтение ближнего самому себе. Эта добродетель — краеугольная при общем житии. Именно она придает братской любви характер жертвенности, сообщая ей тем самым свойства бессмертного и нетленного значения. Излишне объяснять, что эта бесценная добродетель требует для своего выражения совсем иных, превосходных инструментов, нежели, например, такие пороки, как празднословие и дерзость.

Искоренение пороков и воспитание истинно духовных братских отношений стали первоочередными задачами для отца Иеронима. Вскоре он стал всеми признанным духовным лидером единого монастырского организма, как греческой, так и русской его половины. Начиная труды свои по воспитанию братии и благоустройству обители, отец Иероним полагался не на свои силы, но прежде всего на помощь Божию, упованию на которую он был научен опытом всей своей жизни. Не забывал он и пророческих слов своего старца о том, что Бог хочет нечто чудное сотворить в русской обители, а потому зорко всматривался в события и их суть, чтобы рассмотреть детоводящее действие Промысла Божия.

По временам обитель посещал и сам первый, великий ее старец и началовождь - иеросхимонах Арсений. Приход его всегда, словно солнце, осиявал обитель и сопровождался всеобщей радостью и ликованием, как греческих, так и русских монахов. По окончании соборной службы он неизменно уединялся с отцом Иеронимом, много беседовал с ним о духовном руководстве братством и о его личном возрастании.

Иногда говорил он и со старцем игуменом. Не только отца Иеронима, но и все русское братство он считал своими духовными детьми и всегда подчеркивал, что имеет по преимуществу попечение и ответственность за них даже более, чем сам отец игумен и отец духовник. В особо трудных случаях всегда оставлял право последнего решения за собой, как знающем волю Божию. Поэтому мы можем с уверенностью утверждать, что деятельность отца Иеронима проходила по совету, руководству и благословению великого духовника всех русских иноков на Святой Горе Арсения и, следовательно, была согласна с волей Божией.

Таковым было возвышение сравнительно еще молодого монаха отца Иеронима до степени духовника русской обители. Однако путь его лежал еще выше. 24 марта 1846 года, на пятой неделе Великого поста, в навечерие Благовещения, когда на Литургии из Евангелия читаются слова Господни: «Се, восходим во Иерусалим...», - отпев накануне, в Субботу Акафиста, сладчайшую песнь ко Пресвятой Владычице Богородице и отслужив последнюю свою Литургию, отходил из жизни этой и восходил ко Господу, в горний Иерусалим, общий духовник всех русских иноков на Афоне, великий старец иеросхимонах Арсений. Лишалась Святая Гора столпа и светильника, который поддерживал и просвещал на Афоне не только всю русскую братию, но и греков, и болгар, и молдаван.

Рано поутру все духовные дети его, в том числе и отец Иероним, сбежались в келью старца. «Что же ты, отче, уходишь от нас? — вопрошали ученики его. — На кого же нас оставляешь, кому передашь все твои благодатные дарования?» Возложив слабеющие руки свои на главу отца Иеронима, великий Авва сказал: «Вот ему оставляю вас, ему и передаю все». И велел всем подходить к себе для последнего целования и на благословение к преемнику своему, новому общему духовнику Иерониму. Так отец Иероним по воле Божией был возведен на новое высокое служение рукой умирающего своего духовника и старца.

Не этого искал он, поспешая на Афон. Тяготился он некогда воспитанием двоих только учеников, смущался ответственностью за целое братство, а теперь ему предстояло спасать целый народ — русских афонцев. Но изменить ничего нельзя: старец умер и своею смертью запечатал благословение.

И потекли к нему все келиоты, сиромахи и насельники монастырей. Стал он для всех общим отцом, а Пантелеимонова обитель — общим для всех домом. Многие из пришедших келиотов, видя благообразное, благочинное и простое общежительное житие монастыря, оставались тут навсегда, добровольно продав себя в рабство послушания и возложив на выю свою благой ярем Христов.

Афонский старец Иероним (Соломенцов)

Афонский старец Иероним (Соломенцов)

Во время вступления отца Иеронима на должность духовника в 1840 году в Свято-Пантелеимоновом монастыре русских было только 11 человек. Но в течение достаточно непродолжительного времени вокруг него собралось внушительное по своему числу русское братство. К концу 1841 года оно уже не вмещалось в свой маленький параклис в честь святителя Митрофана. В 1846 году русских монахов было уже более 20. К 1850 году их численность достигла 80-ти человек, а через 11 лет, т. е. в 1861 году — 200. Через 35 лет после перехода отца Иеронима в русский монастырь, в 1875 году, число их возрастет до тысячи, что говорит о высокодуховной благодатной атмосфере, созданной трудами отца Иеронима, на котором явно почивала печать богоизбранности.

В своей хозяйственной деятельности отец Иероним прежде всего взялся за удовлетворение первоочередной насущной потребности умножившегося братства — за созидание новых храмов и улучшение уже существующих. Так, в 1845 году был перестроен монастырский кириакон — собор св. великомученика и целителя Пантелеимона. Были возведены новые храмы: в 1846 году — Митрофаньевский, в 1850-м - Покровский.

Хозяйственная и строительная деятельность требовала немалых средств, взять которых было негде. Кроме того, положение осложнял огромный долг, висевший на обители со старых времен и не дававший возможности помышлять о ее скором развитии. Но это не остановило отца Иеронима. Не имея ничего, кроме удостоверения духовника отца Арсения, что есть на то Божья воля, новый духовник, тем не менее, начинает ремонт старых зданий и строительство новых. Отец Иероним не постыдился напомнить об обители родному Отечеству и протянуть руку с просьбой о подачи милостыни монастырю. Но первая попытка, сделанная в 1841 году, оказалась неудачной. Россия словно забыла о древней своей обители на Афоне, о своей лампаде, горящей на Святой Горе. Однако создавшееся впечатление, что помощи не будет, было кажущимся.

Отец Иероним сам рассылал воззвания, в которых рассказывал о Святой Горе, о русском монастыре, о значении его для православной России и о бедственном его положении. Он верил, что сердце русское не может не откликнуться и оставить обитель без помощи. Старец был твердо уверен: святой великомученик и целитель Пантелеимон печется о своем монастыре, и сам все устроит. Его вера не оказалась посрамленной.

В 1844 году из Петербурга был получен дар — сребропозлащенная риза на чтимую в обители икону святого великомученика и целителя Пантелеимона. А в следующем, 1845 году случилось событие, ставшее значительной вехой в истории обители: Святую Гору и русский монастырь посетил Великий Князь Константин Николаевич. Это посещение считается значимым не только потому, что возвысило авторитет монастыря среди греков, а потому еще, что обратило внимание наших соотечественников в России на обитель. Императорский Дом проявил самое живое участие к судьбе русской братии на Афоне. Высочайшее внимание способствовало возобновлению регулярного паломничества и милостыни из России. Обитель приобрела благотворителей из числа представителей разных сословий из всех концов родного Отечества. На милостыню, поданную ими, удалось начать выплату старых долгов, построить Покровский собор с корпусом братских келий и даже приступить к издательской деятельности.

Отец Иероним высоко ценил даже самое малое пожертвование и горячо благодарил за каждое доброе дело. Эта благодарность и искренняя признательность, а также ощутимая молитвенная поддержка располагали многих продолжать помощь русскому монастырю, так что она никогда не оскудевала и служила, по словам самого старца, основной помощью при построении зданий и благоустройстве монастыря.

Благодарность за пожертвования и совершение молитвенной памяти о благодетелях старец Иероним заповедал своим преемникам и братии блюсти как зеницу ока и в своем завещании повелел хранить эту традицию и исполнять ее как священную и величайшую обязанность.

Как мы уже говорили, увеличение числа русской братии монастыря привело к мысли о необходимости постройки еще одной новой, просторной церкви, а также к строительству келейного корпуса. Но не только попечение о земном занимало тогда ум отца Иеронима, мысль его была устремлена выше. Он возжелал построить не просто новый храм, но символ благоволения Божией Матери к русской обители и русским инокам, памятник Пречистому Ея Имени от лица благодарных насельников монастыря. От самого сердца великого старца родилось наименование будущего храма — Покровский собор.

Места для возведения достаточно большого собора внутри монастыря решительно не было никакого. Напомним, что при вселении русских в обитель во главе с отцом Павлом игумен Герасим предоставил им для жительства северо-западный, так называемый ктиторский (ныне — Игуменский или Архангельский) корпус с параклисом в честь святых бессребреников Космы и Дамиана, который сразу был переименован в честь святителя Митрофана Воронежского. От капитальной восточной стены корпуса брала свое начало высокая, длинная, соответствующая длине всего тогдашнего монастыря крепостная стена с небольшими бойницами, которая упиралась в высокий монастырский зубчатый пирг, или сторожевую башню, с которой учиненным братом досматривалась окрестность обители. Ввиду отсутствия какого бы то ни было места для корпуса и храма отец Иероним принимает грандиозное решение: нарастить корпус вокруг крепостной стены, а храм возвести поверх его. На вершине монастырского пирга, в котором не было уже необходимости (он утратил свое назначение), предлагалось устроить параклис в честь Вознесения Господня, в память о некогда существовавшем здесь Вознесенском монастырьке, являвшемся скитом Нагорного Руссика. Предложив эту идею отцу игумену и Духовному Собору, отец Иероним получил на ее воплощение полное их согласие и благословение. Тут же он решительно приступил к строительству, средств на которое не было, полагаясь целиком на Промысел Божий, благоволение Божией Матери и помощь великомученика и целителя Пантелеимона в этом богоугодном деле.

Строительство началось в 1850 году и осуществлялось главным образом на пожертвования простых русских людей. Свои лепты внесли и представители купеческого звания.

Афонский старец Иероним (Соломенцов) и Макарий (Сушкин)

Афонский старец Иероним (Соломенцов) и Макарий (Сушкин)

В 1851 году в монастырь поступил Михаил Сушкин, будущий отец Макарий, который расположил своих родителей к посильной помощи в создании храма-памятника.

Покровский собор стал символом возрождения русского иночества на Святой Горе, казалось бы безнадежно погибшего. Доминирующий над всем комплексом монастырских строений по внешним архитектурным признакам, по интерьеру и по самому наименованию русский, величественный Покровский собор на века запечатлел русскость Пантелеимоновой обители, некогда казавшейся навсегда утраченной для нашей братии.

Относительно нового корпуса, являвшегося основанием для Покровского собора, следует заметить, что, несмотря на огромные размеры, его оказалось недостаточно по причине продолжающегося увеличения численности братии. Напомним, что к шестидесятым годам русских монахов будет уже двести, а вместе с греками — четыреста человек, а еще через пятнадцать лет — почти тысяча. Ввиду этого в шестидесятых годах на пожертвования купцов Сушкиных и милостыню, собранную отцом Арсением (Мининым), по предложению отца Иеронима будет разобрана восточная глухая крепостная стена, соединяющая перпендикуляром бывший монастырский пирг с Предтеченской башней в греческом корпусе, и на расчищенной новой территории, ранее бывшей за пределами монастыря, возведены новые большие корпуса, так что монастырь в результате этих работ увеличится более чем в два раза.

Возведение Покровского собора стало эпохальным и кульминационным событием в истории возрождения русской обители. Этим строительством завершился период становления и начался славный ее расцвет, связанный с деятельностью великих старцев и с особым покровительством, благоволением и попечением о ней Божией Матери, милости и чудеса Которой неисчислимо были явлены над обителью и этим храмом20. Поэтому его вполне и без всякого сомнения можно наименовать великой чудотворной церковью русской обители. Можно с уверенностью сказать, что именно с возведением этого собора исполнились пророческие слова старца Арсения, сказанные отцу Иерониму: «Иди, чадо, с миром! Имать тамо нечто дивное быти!»

Видимое благоволение Божией Матери к постройке выразилось в чудесном даровании Ею чудотворной иконы, именуемой «Иерусалимской», присланной в монастырь в самый разгар строительных работ. Икона эта стала как бы символом видимого присутствия Самой Пречистой Владычицы, благословившей строительство и наблюдающей за ним. По завершении строительства икона будет с честью помещена над царскими вратами алтаря на особой спускной ленте и станет одной из главных монастырских святынь.

Увеличение числа братьев, открытие регулярного паломничества, расширение хозяйственной деятельности — все это требовало огромных сил, постоянного личного участия старца и доставляло ему множество хлопот. Жизнь в обители, по сравнению с тем временем, когда он только вошел в монастырь, сильно изменилась. Забота о ее нуждах, попечения, связанные со строительством, общение с паломниками, исповедь все меньше оставляли времени для того, чтобы уединиться, удалиться в какую-нибудь келлию, как делал он это прежде. Он все чаще задавал себе один и тот же вопрос: «Иероним, разве для того ты пришел на Афон, чтобы проводить дни свои в молве и суете?»
Чувствуя себя в смущенном и стесненном состоянии духа, он прибег к лучшему лекарству — молитве, просил Господа вразумить его. И Господь не заставил долго ждать, открыл ему, что нужно искать безмолвия не внешнего, но внутреннего и заботиться не о своей пользе, но о пользе хотящих пользоваться от него.

Закончился этап трудничества, начинался этап духовного сыновства или усыновления Богом. Верный в малом получил в наследие великое. И это великое отныне было не чуждым ему, но своим. А удостоверение в этом давала благодать. Обретши Бога Собеседником внутри себя, он не нуждался более в уединении, где раньше обычно искал Его.

«Сын мой еси ты, аз днесь родих тя» (Пс. 2, 7), — слышит каждая душа, усыновленная Богом. Всякий же сын и наследник знает верно, что все, принадлежащее Отцу, принадлежит теперь и ему, а потому не жалеет средств и сил, всецело жертвуя собой, для спасения и пользы многих.

«Мысль моя не о земном покое», — напишет он, торжествуя победу над самим собой, своим прежним устроением. Вот и другие его слова: «Святые отцы заповедали нам подражать Господу нашему Иисусу Христу, заповедавшему нам творить так же, как и Он творил. А Он сказал: « ...болши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15, 13). «Так и мы, — напишет старец далее, — когда будем постоянно помнить, что собственное наше спасение и усовершенствование души нашей находится в искании пользы для других, а не для самих себя, т. е. жить для пользы других, тогда от свидетельства доброй совести часто будем чувствовать разные духовные удовольствия или утешения в самих себе. А что другие говорят, будто бы в должности настоятельской находящийся человек не получает таких высоких даров от Бога, как свободный получает, то этому не должно верить. Священное Писание нам показало, что начальствующим ниспосылаются от Него особые великие дарования. Разумеется, Бог дает им эти дарования, если они живут по совести. Поэтому и нам, приявшим от Бога настоятельскую должность, не должно предаваться безвыходной печали по причине трудности исправления ее и своих собственных немощей, но во всем предаваться Тому, Который сказал, что «...яко без мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15, 5)».

Открытие, сделанное им с помощью благодати, он пытался передать другим, чтобы сделать подвиг совместного жития осмысленным и сохранить его незыблемым до скончания века. Ибо сохранение его есть единственный залог существования обители.

Самопожертвование — душа общежития. Самопожертвование — движущая сила послушания. Знамя же, под которым оно выступает, — это любовь. Ради любви к другим жертвовать собственным и даже самим собой. Только одушевленное такой душой монашеское общежитие может выжить в жестоком мире индивидуализма и горделивой самости, выполнить свое назначение — свидетельствовать о любви! Не свое, а общее, не своя польза только, но общая польза для всего братства как единого духовно-телесного организма — вот мысли, которые должны воодушевлять всякую деятельность послушника, живущего в общежительном монастыре. Так, с помощью этого открытия отец Иероним пытался перенести свой личный благодатный опыт в практическую жизнь монастыря. Забота об этом станет для него отныне основным делом до самой кончины. Как сохранить общежитие? Только жертвуя собственным ради общего, самим собою — ради всех!

Наладив стройную монашескую жизнь в лучших традициях общежития, приведя монастырь в цветущее и блестящее состояние, освободив его от долгов и расширив вдвое, отец Иероним, уже престарелый, немощный плотью, изможденный болезнями, но неутомимо бодрый и горящий духом, обращает свое внимание на территории, принадлежащие монастырю. С учеником своим и другом, сотаинником отцом Макарием, по благословению и искреннему сочувствию игумена Герасима, начинает он собирать земли, утраченные в период крайнего упадка, возвращать и восстанавливать келлии и скиты, находящиеся на них, а также возводить новые.

Собирая и осваивая утраченные некогда земли, возобновляя старые, полуразрушенные келлии, старец не просто заботился о восстановлении хозяйства, но был воодушевлен более высокой идеей. По его плану все иноки, живущие в келлиях и скитах, принадлежащих обители, должны были представлять из себя одну сплоченную духовную семью. Монастырь он представлял себе как единый организм, имеющий стройную единодушную структуру, свободно, а не принужденно подчиненную игумену и воодушевленную общей целью. Так же и восстанавливаемые келлии и скиты он видел входящими в эту единую структуру, безусловно подконтрольную и подчиненную монастырю. Свой замысел отец Иероним воплотил в жизнь и передал таковое устроение обители своим преемникам как принципиально важное и необходимое условие для существования здоровой духовной атмосферы в монастыре.

И действительно, после него ни один из скитов, ни одна из келлий, принадлежащих Руссику, в отличие от общепринятой на Афоне практики, не сдавались по договору (омологии) в аренду пользователю, но всегда оставались неотъемлемой частью или единицей общемонастырской структуры, каждая имела свое функциональное значение. Сами «пользователи» должны были быть не сторонними, но обязательно членами братства.

Такое положение было закреплено юридически: в официальных документах все скиты и келлии значатся как метохи и кафизмы, не имеющие статуса юридического лица и лишь номинально именующиеся скитами и келлиями.

Внимание старца Иеронима прежде всего было обращено на место древней русской обители. Старый Нагорный Руссик около восьмидесяти лет назад был оставлен всеми на разорение стихиям. От величественного соборного Пантелеимоновского храма, расписанного некогда великим Панселином*, не осталось и следа. Храм Успения, стоящий рядом, готов был вот-вот обрушиться. Еще раньше стены и корпуса с башнями и храмами рассыпались в прах. И только пирг* с Предтеченской церковью, словно вековой исполинский памятник, возвышался над этими останками.

Работы начались с реставрации указанного пирга, еще подлежащего ремонту. Ведь именно здесь принял постриг святитель Савва Сербский! Впоследствии Предтеченский храм будет переименован в его честь. Ниже будут устроены еще два параклиса. А к Саввиной башне — пристроен новый братский корпус, который вскоре будет заселен братьями. Молитва вновь зазвучит в этом священном месте. 3 июня 1871 года здесь будет совершена первая после многих лет запустения и забвения Литургия.

Были возобновлены также древние келлии: три Георгиевских, Благовещенская, Трехсвятительская, Иоанно-Предтеченская, переименованная в Евфимиевскую, Живоносного Источника, святого великомученика Димитрия Солунского, архидиакона Стефана, святителя Григория Неокесарийского. Кроме этого, устроены новые келлии: Почаевская, Космодемьянская, Троицкая и преподобных отцев Печерских. Каждая из перечисленных келлий несла на себе по отношению к монастырю определенную хозяйственную функцию. В старом Руссике находились монастырские огороды; в Благовещенской келлии — виноградник и пасека; в Димитриевской — оливковые и фруктовые сады; в Троицкой и Печерской — оливковые рощи; в скиту Крумица — виноградники и т. д.

По замыслу отца Иеронима, воплощенному в реальность, все эти вышеперечисленные номинальные скиты и келлии, будучи звеньями единой структуры, представляли собой места для временного упражнения в аскетических подвигах или постоянного подвижнического жития братии монастыря. Но отправлялись монахи туда не иначе, как по благословению игумена и духовника. Живущая в келлиях в безмолвии и молитве братия должна была заниматься полезным для всего братства трудом и тем самым приносить двойную пользу обители: и духовную — молитвой, и материальную — физическим трудом.

Келлия пустынника, по мнению отца Иеронима, — это не «град прибежища», где может найти себе место своевольный преслушник, не вписавшийся в строгие правила душеспасительного монастырского режима — для таковых келлия станет рвом погибельным. «Градом спасения» на самом деле является смирение, покаяние и послушание. Келлия же есть столп, на который восходят только призванные Богом молитвенники и подвижники. Некоторые из них сподобляются этого призвания сразу - даром, будучи предузнаны Богом. Другие — преуспев предварительно в общежитии, в общем для всех спасающихся подвиге отвержения самолюбия, эгоцентризма и праздности, распяв себя на кресте послушания и жертвенной любви ко всем. Только такие подвижники, обретшие через любовь к ближнему высшую любовь к Богу, способны вместить высокое уединенное житие.

Поистине такая чудная духовная организация превратила Руссик с подчиненными ему келлиями в единую, сплоченную гармоничную духовную семью, воодушевленную общими целями и задачами под руководством и воспитанием одного духовного отца. Таким образом, общежительный принцип внутреннего монастырского устроения был перенесен и на внешние отношения, что явило замечательный результат. Тем самым Руссиком был внесен новый и весьма весомый вклад в развитие афонского общежития в принципе. Благодаря такой организации отцу Иерониму удалось практически преодолеть кажущееся, особенно для русского сознания, противоречие между общежительным и отшельническим образом жизни.

В то время как многие были склонны противопоставлять эти способы жития друг другу, отец Иероним считал их двумя взаимодополняющими средствами спасения души. По его мнению, каждая душа требует индивидуального подхода в деле спасения и у каждой свой путь ко Господу. Если одному требуется отсечение своей воли в строгой общежительной общине, то другому — безмолвие и отсечение естественного желания общения. Некоторым, в зависимости от степени духовного возрастания, необходимо и то и другое. Как больные нуждаются в разных лекарствах по виду их болезней, так и спасающиеся души нуждаются в разных методах исцеления. При этом как больной не решает сам, каким лекарством лучше ему лечиться, так и подвижник не должен определять форму своего подвижничества. Это должен делать исключительно его духовный отец, который творчески подходит к делу спасения вверенной ему души и принимает решения по отношению к ней в соответствии с волей Божией и персональными нуждами этой души.

Целенаправленным воздействием на конкретную душу духовник не только может учесть все нужды этой души, но и получает возможность глубокого доверительного общения с ней. Душа, видя отцовскую заботу духовника, сама привязывается к нему сыновней любовью. Только такие доверительные отношения между духовником и подвижником являются гарантией совершения воли Божией.

Отец Иероним очень творчески и свободно приступал к делу спасения душ своих чад. Будучи убежденным сторонником общежития, он тем не менее без оглядки на эту общую для всех норму благословлял нуждающимся в этом жить на келлиях обители, вести отшельнический образ жизни. Делал он это только в том случае, когда имел верное удостоверение о совершении воли Божией. Для уединенного жития он и строил много новых келлий вокруг монастыря.

Для тех, кто был способен вместить еще более строгое житие, а также для пустынников, хотевших найти себе пристанище или угол близ русской обители, он предоставил крутой скалистый утес под вершиной горы, возвышающейся над монастырем, где находилось множество пещер естественного происхождения. Поселялись туда с обязательным выполнением следующих условий: пустынники эти неотложно должны были бывать у братии в обители столько раз и не реже установленного духовником срока; являться к нему для исповеди и откровения помыслов и причащения Святых Христовых Таин. Некоторые из этих подвижников будут упомянуты в нашей книге. Вскоре скалистая сия пустыня, некогда пристанище змей и скорпионов, по желанию отца Иеронима, исполняющего волю Божию, превратилась в страну подвига и непрестанной молитвы за обитель, за всю Святую Гору и за весь мир. Поистине скалу сию вполне можно наименовать русской Карулей.

Таким образом, леса, дубравы и расщелины в окрестностях обители наполнились заповедными местами, связанными между собой и с монастырем цепочками брусчатых троп и дорожек. Эти столпы своей пламенной молитвою достигали неба и восполняли недостаток оной в братстве по причине неизбежных, хотя и допустимых общений и попечений.

В качестве общего русского духовника на Афоне, обязанности которого он принял от рук почившего великого старца Арсения, отец Иероним никогда не забывал и не оставлял пустынных чад своих, но всячески старался облегчить их нелегкое житие.

Об отношении отца Иеронима к пустынножителям и вообще отшельническому образу жизни хорошо свидетельствуют слова отца Денасия (Юшкова): «Начало обильного раздавания милостыни деньгами, провизией, одеждой, обувью и прочими многообразными предметами положено, блаженной памяти, любвеобильным и милостивым духовником монастыря иеросхимонахом Иеронимом. Покойный «батюшка», как его все называли, в первые годы жительства в монастыре сам путешествовал по горе для раздачи милостыни и всего необходимого своим «духовным друзьям», как он выражался, иногда разыскивая их по самым непроходимым местам, так как до призвания в монастырь он сам жительствовал в пустыньке и хорошо знал тогдашнего времени замечательных подвижников.

В то время (после 1840 года) на Афоне русских иноков были единицы. Впоследствии при умножившемся русском братстве, по множеству занятий и при ослаблении здоровья, он ограничивался тем, что, бывало, выйдет в воскресный день после трапезы из своей келейки в коридор, сядет на простой деревянный диван и начнет раздавать всякому по нужде, а нередко и более. Бывало, тут так тесно окружат его со всех сторон, что нет возможности пройти ни лестницей, ни коридором. Разгонять же эту бедноту у него, конечно, и в помысле не бывало. Тем же из многочисленных пустынников, которые по любви к строгому безмолвию, или по дряхлой старости, или же по болезням и другим каким-либо причинам не могли лично или часто бывать в монастыре, отец Иероним посылал милостыню с нарочным из своих монахов или с их учениками, если таковые имелись и присылались».

Пустынники ради безмолвия ушли в уединенные келлии, но ради содержания себя они были вынуждены вдаваться в суетные попечения, разоряющие плоды безмолвия. Часто за неимением средств они были изгоняемы из своих келлий и убогих калив. Но посмотрим, что придумал этот практический богослов любви, чтобы обеспечить своим чадам безбедное и беспопечительное исполнение ими своей цели и обязанностей.

На земле метоха-скита Крумицы, на границе с Хилендарской обителью, высоко над морем, по его благословению был основан пустынный скит «Новая Фиваида», русский эквивалент греческих скитов близ вершины. Устроен он был старцем для бедных келлиотов и сиромахов. За короткий срок тут собралось до двухсот пятидесяти иноков, живущих в отдельных каливах, разбросанных на большом пространстве и содержащихся за счет монастыря. Обителью был выстроен им соборный храм всех афонских святых, больница и некоторые необходимые здания. От монастыря и его метохов по благословению старцев доставлялось им все необходимое продовольствие. Но это не самое главное. Важнее то, что, собрав и организовав их всех вместе, старцы ввели среди них и общий устав, обеспечивающий и юридическую, и нравственную дисциплину.

Таким образом, складывалась и создавалась духовная монашеская семья, сплоченная вокруг древней русской обители святого великомученика Пантелеимона, распростершей, словно мать, духовные объятия свои и собравшей под омофором Божией Матери всех русских иноков на Афоне. Но семья эта была бы неполной без двух Русских скитов — Ильинского и Андреевского. Напомним, что оба эти скита были основаны в тот печально известный период, когда Руссик казался навсегда утраченным для русской братии. Действительно, не было никаких человеческих средств исправить положение, кроме как со смирением и терпением положиться на Промысел Божий, целиком доверившись ему. Правильность именно этой позиции показал дальнейший ход истории: отнюдь не человеческая рука, а детоводящая десница Промысла Божия чудесным образом возвратила русским инокам их древнее достояние.

Эти три русских обители были родственны не только и не столько по национальному признаку, но и по духовному родству, так или иначе, в большей или меньшей степени будучи связаны с общим для всех русских на Афоне корнем — великим старцем Арсением, авторитет которого признавали как андреевцы, так и ильинцы. Приняв смиренно выбор старца Арсения, они объединились вокруг отца Иеронима и его преемника отца Макария, которого вскоре назовут игуменом всех русских святогорцев, в единую семью под его духовным руководством как русского духовника на Афоне.

Мир и добрые взаимоотношения были восстановлены, нестроения и неприятие остались позади, лучшим свидетельством чего явилась совместная сплоченная деятельность всех трех русских обителей. Собравшись вместе, они выкупили участок земли в Галате, предместье Константинополя, для устройства там своих подворий, которые должны были стать ядром своеобразного русского квартала, где паломники из России, проезжающие через Константинополь к святыням Востока, могли бы чувствовать себя в относительной безопасности, почти как дома. Со временем один из настоятелей Ильинского скита так скажет о союзе трех русских обителей на Афоне: «Мы, как Троица, на Афоне, неразлучны и нераздельны».

Отец Иероним прекрасно понимал всю зыбкость статуса русских скитов, не имеющих, по афонским законам, абсолютных прав на свою землю. Из всех русских обителей только Пантелеимонов монастырь обладал всею полнотою этих юридических прав в качестве владетельного монастыря. Остальные же скиты имели относительные права и являлись русскими только номинально. Земли же, на которых они стояли, принадлежали греческим кириархальным монастырям. В тогдашней сложившейся ситуации виделось только два выхода: либо приобрести земли, на которых располагались скиты, в пользу Руссика как полноправного владетельного монастыря, что было сделано в свое время с землею скита Ксилургу, древнейшей русской обители на Афоне, либо добиваться для скитов такого же владетельного статуса, который имели монастыри. Эти планы отец Иероним пытался осуществить с помощью своего верного послушника отца Нафанаила (Кобелева), антипросопа обители в Карее, и русского посла в Константинополе графа Игнатьева. Существовал также проект покупки для Ильинского скита запустевшего монастыря Ставроникита.

Итак, мы видим, что отец Иероним верен своей идее создания сплоченной русской монашеской семьи на Афоне под эгидой Пантелеимонова монастыря. Замечательна форма, в которую выкристаллизовалась эта идея. Фактически Руссиком предлагался новый вид взаимоотношений между монастырем и подчиненными ему скитами и келлиями. Русский монастырь по отношению к другим русским обителям и келлиям выступает не как кириархальный, т. е. господствующий или владетельный монастырь, но как обитель — мать, несущая ответственность и попечение о дочерних обителях. Руссик представлял их интересы в административных органах Святой Горы и перед внешними мирскими институтами, координировал их совместные действия, распределял средства, необходимые для их существования.

Как это ни покажется странным, но именно русская обитель, стремительно развивающаяся и объединяющая все вокруг себя, по мнению наблюдателей, симпатизирующих ей, и даже открытых недоброжелателей, в конце 19 века воплощала в себе саму идею общежительного монашества на Афоне. В то время как греческие монастыри еще не вполне оправились от засилья пагубного для монастырской организации идиоритма, распространившегося на Афоне повсеместно еще в начале XVIII века. Сплоченная русская иноческая община в кругу разобщенных греческих монастырей, занятых удовлетворением лишь собственных интересов, приобрела огромное уважение, вес и влияние в монашеской среде на Афоне. Осознавая это значение и пользуясь им, русский монастырь становится одним из главных и деятельных защитников и проповедников общежительных принципов на Афоне. В качестве примера того значения и уважения, которые приобрел Руссик, можно привести факт избрания греческими монастырями Агио-Павла и Ксенофонт себе в игумены насельников, хотя и греков по национальности, но происходивших из русской обители, в которой процвело образцовое общежитие. Сделано это было по причине отсутствия достойных и сведущих кандидатов в собственной среде, способных поддержать и сохранить киновию.

Начинания отца Иеронима, направленные к объединению всего русского Афона, были очень своевременными. Они явились ответом на те мучительные вопросы, которые в далеком Отечестве задавала себе общественная, правительственная и церковная мысль, вдруг неожиданно для себя столкнувшаяся с существованием для многих уже непонятной, живой и активной монашеской цивилизации в самом центре просвещенной Европы и пытавшаяся определить свое отношение к ней.

В России спрашивали себя: «Насколько велика нравственная польза почитания Афона для России? Насколько Афон полезен и нужен ей в государственном, культурном и религиозном отношении? Стоит ли поддерживать стремления представителей русского народа оставаться монашествовать на Святой Горе? Жертвовать ли милостыню в находящиеся там монастыри?» На все эти вопросы позиция старца и его деяния дали авторитетный ответ: Афон — свет мира и соль земли. Русское монашество на Святой Горе — это сплоченная, единодушная сила, устремленная в молитве к Богу и умилостивляющая Его об Отечестве! Эта сила именно сплоченная, а не разрозненная. Это русская лампада или свеча, поставленная за Отчизну на свечнике Святой Горы. Это посольство или представительство Русской земли пред лицом Богоматери, призванное передать Ей в дар все то лучшее, на что способна русская душа!

И лучшие представители российской общественности, дипломатической службы, правительственных кругов и священноначалие Церкви не могли не услышать этой деятельной старческой проповеди в защиту вверенной ему паствы, а потому и свидетельствовали своим современникам, что русское монашество на Афоне — это действительно образец прекрасных церковных порядков, истинно церковного русского православного духа и идеального способа организации общежития. Что русский монастырь — это единственный на Востоке клин русского присутствия, вбитый основательно и надежно, о подобном которому в Иерусалиме можно только мечтать.

Отношение правительства и церковного священноначалия к постриженникам Святой Горы, ранее воспринимавших последних как диссидентов, которые своевольно оставили Отечество, и потому не признававших монашеских и иерархических посвящений, совершенных на Святой Горе, благодаря деятельности старцев Иеронима и Макария изменилось теперь кардинальным образом. Объединяющая роль Пантелеимоновой обители на Афоне была правильно понята, признана и высоко оценена. Обители была дарована высочайшая милость и покровительство, а русское монашество на Афоне, ею собранное и руководимое, получило официальное признание в правительственных и церковных кругах.

Одной из главных заслуг отца Иеронима, бесспорно, можно считать миротворческую миссию в известном греко-русском споре. Причиной тогдашнего греко-русского противостояния большинство исследователей, к сожалению, считают националистические настроения греческих насельников обители, что далеко не так. Да и сам отец Иероним так не считал. Наоборот, он прекрасно понимал главную причину недовольства греков и принимал все необходимые усилия для сбалансирования их настроений и интересов с интересами возрождающейся русской обители.

Националистическую окраску греко-русский спор принял на самом пике его развития, когда в него включились почти все монахи греческого происхождения — и старцы, и новоначальные, — а также внешние силы: журналисты, политики, — что способствовало преобладанию недуховных аргументов в их споре с русскими. Национальный вопрос был последней надеждой духовно невежественной части греческой братии в деле привлечения на свою сторону греческого духовенства и интеллигенции. А глубинной основой спора являлась исключительно духовная причина — разное отношение греков и русских к афонскому монашескому образу жизни. Греки были сторонниками более закрытого, максимально изолированного от мира образа жизни, а русские насельники, наоборот, были вынуждены открыто отвечать громадному интересу со стороны России, и им порой трудно было удержать этот процесс в приемлемых рамках.

Летом 1857 года на Святую Гору, к пристани русского монастыря пристал первый в истории пароход из России, на котором прибыли некоторые знаменитые особы. Промыслом Божиим устроилось так, что на этом же пароходе вернулся в монастырь схимонах Евфимий (Деев), который привез с собой драгоценное благословение русской обители Матери Божией: икону Ея Успения, точную копию Печерского ея подлинника, со вставленными в нее частицами мощей некоторых преподобных Печерских. Икона эта была прославлена Богом некоторыми чудесами и знамениями. Прибывшие в монастырь пароходом лица пожелали лично видеть духовника обители отца Иеронима, который в это время был вне ея, безмолвствуя на келлии преподобных Печерских. По причине крайне болезненного состояния отец Иероним не мог сойти в монастырь, но по настоятельному требованию господ, нуждавшихся в личных объяснениях, а также по просьбе некоторых старших братий уступил и поехал в обитель на муле. Дорогой состояние его ухудшилось до крайности, так что по прибытии в монастырь для всех стало очевидно, что духовник при смерти. Отец Иероним попросил Причастия, а затем позвал отца игумена и всю братию и со всеми простился, не надеясь жить.

Среди прочих вошел к нему для прощания и отец Евфимий, приехавший тем же пароходом, о прибытии которого духовник не знал. В руках он нес драгоценное сокровище, чтобы показать умирающему свое бесценное духовное приобретение для обители, или, лучше сказать, благословение Самой Божией Матери. Увидев отца Евфимия, просящего у него благословения и протягивающего чудотворную икону, отец Иероним взял образ в руки, произнеся ангельское приветствие, поцеловал его и в это самое время почувствовал мгновенное облегчение. Мало-помалу при содействии доктора, с помощью Царицы Небесной болезнь, а вместе с нею и преждевременная смерть совсем отступили.

В совпадении всех этих событий отец Иероним увидел очевидный Промысел Божий. Господь десницей своей благословлял открытую связь с Отечеством. «Не бойся, — скажет он ободрительно после чудесного того исцеления отцу Макарию, - Промысел Божий собрал нас сюда, Он и попечется о нас. Стараться нужно поддерживать любовь между греками и русскими и те правила, каковые теперь у нас есть, и Бог нас не оставит».

После описанного случая отец Иероним стал активно благословлять расширение всех возможных связей с Россией, вследствие чего в 1873 году в Москве была освящена часовня св. великомученика и целителя Пантелеимона. По его же благословению в Москве открылось подворье Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне.

Опасаясь возникновения недовольства такой активностью со стороны греческой части братства, отец Иероним призывал действовать осторожно и строго по воле Бога, но очевидно, что его ревностные сотрудники, выполняя его благословение, не смогли сохранить золотую середину между афонским консерватизмом и открытостью миру (в данном случае — к России). Опасения отца Иеронима подтвердились, и после открытия по разным городам нескольких подворий и учащения морского сообщения с Россией греки монастыря действительно возмутились, что привело к известному греко-русскому судебному процессу в 1874-1875 годах.

И опять мудрое вмешательство отца Иеронима привело этот процесс к его благополучному исходу. Здесь мы не имеем намерения проводить подробный анализ всего происшедшего. Работа эта будет осуществлена в историческом томе серии. В настоящем жизнеописании мы коснемся этой темы лишь настолько, насколько она будет характеризовать рассматриваемую нами личность великого человека.

С самого начала конфликта отец Иероним понял, что главное острие конфликта направлено именно против единства братства, против общежительных устоев и старчества. Несмотря на всю укорененность этих традиций в монастыре, отец Иероним понимал, что страстный порыв если возобладает, то не пощадит их и неминуемо повлечет к широкой демократизации внутреннего управления. Поэтому он твердо встал на страже общежития вверенной его опеке паствы, отсекая все поползновения против него.

В самый разгар событий, в 1863 году, из Троице-Сергиевой Лавры в обитель прибыл ученый иеромонах, родом грек. Он был принят очень радушно как греками, так и русскими. Последние надеялись, что он, будучи греком и живя в самом сердце Святой Руси, в первейшей ее обители, проникнется несчастьем и поможет преодолеть искушение. Но старцы ошиблись: упомянутый высокий гость занял позицию противоположную, целиком поддержав недовольных. Более того, если раньше греки были в целом недовольны русскими, то прибывший иеромонах обратил это недовольство на духовника отца Иеронима. Он начал весьма энергично действовать против него, всюду его понося и возбуждая всех против него, как главного, по его мнению, источника нестроений. Не удовольствовавшись этим, иеромонах начал писать доносы и клеветы на старца в Священный Кинот и в патриархию, требуя во что бы то ни стало удалить его из обители и тем спасти положение.

Очень много скорбей пережил отец Иероним именно в этот период времени. Мужественно и безропотно претерпевал он все эти поношения, уповая на Бога и Царицу Небесную со святым великомучеником Пантелеимоном.

И вот однажды, явившись в Пантелеимоновский собор к богослужению и положив обычный поклонный зачал, упомянутый иеромонах начал прикладываться к иконам, проходя обычным установленным маршрутом. Первой иконой, к которой прикладываются все пришедшие в церковь, согласно этому маршруту, является Тихвинский образ Божией Матери, расположенный в притворе на юго-западном столпе. Прикладываясь по обычаю к этой иконе, иеромонах внезапно услышал строгий голос от образа Божией Матери: «Оставь свои замыслы против Иеронима, он в любви моей почивает!» Пораженный ужасом и стыдом, он со всеми своими замыслами в тот же час оставил церковь и ближайшим пароходом покинул Афон.

Благоразумная твердость, с одной стороны, мудрое рассуждение, растворенное терпением — с другой, над всеми же сими — непоколебимое смиренное упование на
Вседержителя Всемогущего Бога, воскриляемое молитвой, сделали свое дело и принесли долгожданный мир.

Несколько лет молилась братия о даровании их старцу верного и преданного помощника. В 1851 году на Святую Гору приехал тульский купец Михаил Иванович Сушкин. Промыслом Божиим чудесно устроилось пострижение молодого подвижника по причине смертной опасности в великую схиму. Также чудесным образом сразу же после пострижения устроилось и его исцеление. Чутко всматривавшийся во все события отец Иероним, желавший рассмотреть все стези Промысла Божия, увидел во всем происшедшем особое Божие благоволение и смотрение. Помолившись, он был извещен о том, чего хочет Бог. «Вот человек, которого мы просили у Господа», — скажет он.

В постриге купец Михаил Иванович получил имя Макарий. Новопостриженный схимонах с первых же дней стал ближайшим учеником отца Иеронима, которого он начал готовить к великому служению, не давая, между прочим, никакой пищи тщеславию, довольно сокрушая его укоризнами, посрамлениями и уничижениями.

Старец Макарий (Сушкин)

Афонский старец Макарий (Сушкин)

В 1853 году отец Макарий был рукоположен во иеродиакона, а 1856 году — во иеромонаха и сразу же назначен вторым духовником русской братии. Обязанности духовника по-прежнему исполнял сам отец Иероним, к которому братия шла для разрешения искушений, не имея пока еще доверия к новому старцу. Такое назначение было необходимо, для того чтобы возвысить будущего преемника в глазах всей братии, чтобы они видели высоту горизонта, на котором начертан путь его призвания. С этой же целью отец Иероним по временам отступал в сторону или даже вовсе удалялся из обители как бы в уединение, чтобы не затенять своим авторитетом робкую пока еще личность нового старца, скромного и непритязательного по природе, за действиями которого тем не менее следил пристально, поправляя его в случае необходимости. Таким образом, после пресвитерской хиротонии отец Макарий становится предстоятелем русского братства, пока еще номинальным, но влиятельным, с очевидной перспективой на самостоятельность в будущем.

Престарелый игумен Герасим, чувствуя скорую смерть свою, желал еще при жизни, как некогда сделал игумен Савва, передать жезл игуменства достойному преемнику. Выбор его пал на отца Макария без каких бы то ни было притязаний с русской стороны. Схииеродиакон Иларион, помощник отца Герасима по управлению греческой половиной братии, и благоразумные представители старшей братии из греков поддержали его решение. Так отец Макарий был провозглашен официальным преемником игумена отца Герасима, что было принято всем братством единогласно.

Об отце Макарии старец Иероним сам свидетельствует, что тот много утешал его своим благочестием. «Благодарю Господа, — писал он матери, схимонахине Еввуле, — что Он послал мне на помощь такого благодатного человека, который, если Бог благословит, по смерти моей останется над русскими братьями настоятелем».

«Опыт святых отцов, — замечал отец Иероним в другом письме, — необходимым показывает настоятелю иметь при себе верного друга — духовного советника, беспристрастного, рассудительного, а где этого нет, там и правление душами бывает бедственно».

Таким образом, по благословению отца Иеронима в обители сложилась добрая и стойкая традиция, явившаяся сильным сдерживающим фактором, сглаживающим остроту и тревогу, связанные с периодом междувластия, и умиротворяющим предвыборные страсти. И, что самое главное, эта традиция вводила Божественное начало в избирательный процесс и обеспечивала стабильное развитие обители.

То, что мы называем духовной преемственностью, можно выразить и другим, более привычным, святоотеческим словом — старчество. Передача духовного наследия учителем ученику, отцом — сыну и создание механизма подобной передачи на многие поколения вперед называются старчеством. Именно оно является гарантом незыблемости духовной традиции, заложенной некогда тем или иным первоначальником.

Как в Церкви Христовой наличие прямой апостольской преемственности является одним из главных условий каноничности иерархии и законности ее богослужебной и учительской деятельности, так и в институте монашества наличие старческой преемственности является одним из главных залогов и одновременно критериев правильности духовной жизни.

Отец Иероним по праву может именоваться основателем русского старчества на Афоне. Будучи учеником великого отца Арсения, он передал его наследие своим ученикам и позаботился о том, чтобы эта передача, или преемственность, не пресекалась, если возможно, до скончания века. Кроме прямого духовного преемника, отец Иероним неустанно трудился над воспитанием многих будущих старцев Руссика. Почти все действующие лица данной книги являются или его прямыми учениками, или наследниками его богатейшего духовного опыта.

Почти полвека трудился отец Иероним в качестве духовника. Жизнь его, видимо, близилась к концу. Однако он и не помышлял о покое. Весь остаток своих сил посвятил заботе о спасении собранного им с помощью Божией стада. Делал все, чтобы, насколько это возможно, сохранить незыблемым и нерушимым богоучрежденное, спасительное общежитие. Оно, если не является вполне и глубоко осознанным, несмотря на всю свою богоугодность, по причине непостоянства и неустойчивости человеческих нравов бывает весьма хрупким.

Хорошо зная об этом, отец Иероним старался глубоко запечатлеть в сознании всего настоящего и будущего братства с помощью как словесной, так и зрительной вечную, непреходящую нравственную ценность этой идеальной формы для спасения монашеской организации.

Так, в 1882 году, в первый раз серьезно заболев и, видимо, ощутив себя приблизившимся к порогу вечности, он решил обратиться к братии со словами последнего отеческого назидания в виде посмертного завещания. Оно по самому наименованию своему и значению носило образ заповеди или завета и потому имело для исполнения обязательный характер. Все завещание пронизано одной единственной мыслью, суть которой заключается в необходимости хранить богодарованное спасительное общежитие. Укажем на главные особенности этого драгоценного для братства и бессмертного на все времена документа.

Желая воодушевить братию, отец Иероним без всякого сомнения или стеснения свидетельствует, что в русском монастыре Божией милостью общежитие достигло своей идеальной формы. Он так и именует его: «чистое общежитие» — и подчеркивает, что дано оно свыше как великий дар от Бога. И поэтому, оставаясь теперь одни, без его непосредственной отеческой опеки, братия ответственны за сохранение его в таком же чистом виде. Предупреждая естественный вопрос о том, как же, каким образом хранить столь хрупкую организацию, отец Иероним призывает как зеницу ока беречь старчество, потому что только старческая преемственность гарантирует сохранение духовных традиций монастыря. Всякое же малое уклонение в сторону демократизации, несмотря на кажущиеся видимые преимущества, способствует умалению традиций и вытеснению их сиюминутными практическими выгодами или интересами тех или иных групп. Так или иначе, но демократизация управления неминуемо ведет к разделению единого общественного организма на сословия, группы, ячейки и прочее, что коренным образом противно духу общежития. «Паче всего, — пишет он, — храните старчество, ибо оно устроено примером Господа нашего Иисуса Христа, и без старчества совершенное общежитие не может быть, потому что многоначалие своими разделениями на партии всегда расстраивает общежитие». Как без апостольской преемственности не может существовать истинная Церковь, так и без старческой преемственности не может существовать правильная духовная жизнь в монастыре.

Далее отец Иероним объясняет духовным своим детям, что именно и только в сохранении общежительного устава, чистого общежития, руководимого старцами, и заключается служение монастыря Богу, Церкви и миру. Только в этом случае оно являет тем самым пример идеальной организации по образцу апостольских первохристианских общин, главная задача которых заключалась в исполнении заповеди любви.

«История показывает, — свидетельствует великий старец своим чадам, — что исполнение сего общежительного устава древними монастырями было полезно и всей Православной Церкви, ибо таким образом они увеличивали славу Православия и поддерживали честь и хвалу монашества, обеспечивали тем долголетнее свое существование. Но против того видим, что те монастыри, которые оставили богоугодный чин общежития, все расстроились, унизили своеволием равноангельскую монашескую нравственность и тем уронили пред Церковью честь монашества, а многие из них и вовсе уничтожились.

Итак, история и очевидные примеры показывают нам опытный урок тот, что одно только средство находится к утверждению благоустроенного и прочного существования обители до скончания мира... Повторяю: это только одно есть благодатное средство, которое может прославить Бога и обитель и сохранить и спасти ее от всех страшных треволнений и конечного ее разрушения до конца мира. А одно обеспечение вещественное всегда бывало ложно. Потому и я, умирающий ваш духовный отец, вседушевно желающий обители нашей и впредь находиться в благоустроении истинного общежития, прошу и умоляю вас, отцы мои и братья, хранить богодарованный вам великий дар чистого общежития, не нарушать его ничем, но наипаче ревновать вообще поддерживать его всеми вашими силами, ибо в настоящее время чистое общежитие есть уже большая редкость... »

Интересна мысль старца, что ответственность за сохранение общежития лежит не на одном только вожде братства и его помощниках, но на каждом из живущих в монастыре, поскольку неблагочинием одного расстраивается сожительство многих, неблагообразие и непослушание одного вносит чуждый, вредоносный, разрушительный элемент в хрупкую структуру общежития, в жизнь многих, постепенно разрушая ее дурным примером.

В заключение отец Иероним призывает братию не слушать маловеров, расслабляющих строгость общежительного устава. «Много было, — говорит он, — таковых же маловеров и расслабленных, ложных монахов во времена святых отцев, которые то же самое говорили и в те времена, но таковых святые отцы советуют нам не называть даже и монахами и жилища их не называть монастырями».

Для вечного памятования своего предсмертного завета отец Иероним подарил братии знаменательный дар — икону Святой Живоначальной Троицы, некогда подаренную ему самому братством. На оборотной стороне этой иконы собственной рукой отца Иеронима было написано: «Сим образом Пресвятой Троицы я, недостойный старец, иеросхимонах Иероним, заболевший и приблизившийся к кончине моей жизни, благословил богоизбранное мое общество, духовных моих отцов, братий и о Господе чад — преподобного старца священноархимандрита Макария со всеми его сослужителями, собратиями и духовными чадами — в вечное значение и незабвенную память старческого моего предсмертного, последнего единственного желания и прошения, написанного в моем духовном завещании о соблюдении чистоты общежития со удержанием общежительного старчества по святым правилам древних святых отцов».

По молитвам отца Макария и всего братства, горячо и искренне любящего своего духовника, Господь сохранил тогда его жизнь и даровал ему еще три весьма болезненных и претрудных года. Вероятно, это нужно было для пользы самого братства.

Зная, как немощен человек, как не утвержден он в добром устроении и как удобопреклонен к расслаблению и последующему за ним злу, помня по слову псалмопевца, что всяк человек — ложь в силу общего всем непостоянства, отец Иероним обратил последние свои силы на умилостивление Бога о своей пастве. Горячо, со слезами, почти непрестанно молился он о своей обители. Своему ученику-сотаиннику отцу Макарию он поведал свое сокровенное желание, чтобы Господь сохранил ее общежитие до Второго Своего пришествия и дал бы уразуметь последующим родам, как сохранить обитель целой и не поврежденной от тех искушений, которые разоряют общежитие.

Великий Пастыреначальник Христос, и Сам молившийся об учениках Своих перед разлучением с ними, принял труд старца и по мере скорби и сердечного болезнования его даровал ему утешение. Даровал без меры, ибо не мерою Господь дает Духа Святаго.

Как рассказывал сам отец Иероним отцу Макарию, в течение нескольких дней подряд он был утешаем премногими откровениями неизреченных таинств, которых и описать не мог. На вопрос отца Макария, получил ли он какое извещение о приятии своих молитв об обители, отец Иероним ответил: «Я не смел этого вопрошать, мое дело — просить, ибо даяй молитву молящемуся дал и моему недостоинству сию молитву — молиться о любезном мне общежитии и братстве». Однако нам доподлинно известно из творений святых отцов, что если Господь дает молитву о ком-то, то, следовательно, хочет его и помиловать.

Последние три года своей жизни отец Иероним сильно болел. Богослужения для него совершали в параклисе преподобного Сергия Радонежского близ его келлии, где он и причащался Святых Христовых Таин весьма часто. В собор он выходил только однажды в год — на Святую Пасху похристосоваться с братией, и то делал он это, поддерживаемый келейниками, с великим трудом.

В последнюю же в его земной жизни Пасху его приносили в Покровский собор на носилках. Однако, несмотря на тяжкие страдания, он не прекращал принимать исповедь у себя в келлии и раздавать собственноручно милостыню приходящим сиромахам — беднякам. В том же году, на Покров Божией Матери, превозмогая болезнь, старец собрал последние силы и пришел с великим трудом в собор на Божественную Литургию, которую всю выстоял и причастился Святых Христовых Таин. Это было последнее его посещение Покровского собора, созданного и благолепно украшенного его трудами и попечением. С этого дня начинается отсчет последних дней его жизни.

Афонский старец Иероним (Соломенцов)

Афонский старец и духовник Иероним (Соломенцов)

13 ноября почти вся братия, предчувствуя скорое разлучение со своим любвеобильнейшим духовным отцом, устремилась к нему примирить свою совесть, попросить прощения за непослушание или неисправность в чем-либо и попросить молиться об их спасении. Получив от него последнее благословение, все, от самого меньшего послушника до последнего иеромонаха, уходили от него со слезами на глазах. Прощаясь со своими чадами, отец Иероним говорил им: «Чада, молитесь обо мне, и я, аще получу благодать и милость у Господа, то непрестанно буду молить Его о вас и вообще о всех духовных моих чадах и об обители, дабы Благодатию Божией избавиться нам вечных мук и получить вечная благая, идеже все святые пребывают. А обо мне не скорбите, ибо вместо меня остается отец Макарий. Господь умудрит его утешать, назидать и управлять вами. Почитайте его как старца, любите как отца и игумена, ибо он имеет благодать от Бога и чрез него вы получите спасение души».

14 ноября 1885 г. на предсмертное прощание приносили к великому старцу, отцу и ктитору икону Божией Матери Избавительницы и мощи святого великомученика Пантелеимона. Немного позднее из алтаря Покровского собора в сопровождении двух иеромонахов и пономаря со свечой вынесли Иерусалимскую икону Божией Матери. Некоторые из братий видели в это время, что на месте иконы, посреди иеромонахов, шла Сама Пресвятая Владычица благословить и напутствовать Своего верного служку в неизвестный еще ему, но блаженный путь, на который вступить предстояло ему сегодня и конец которого — горний Иерусалим, Царство Небесное, бесконечная жизнь и вечный покой. Предсмертные страдания его были неимоверно тяжелы. Старец вздыхал: «Вероятно, диавол выпросил у Бога такие мне болезни за мои грехи и за чужие, чтобы довести меня до ропота... Неизъяснимая болезнь... — говорил он. — Не знаю, как находятся те, кто при таких обстоятельствах не имеет руководства для себя ни из Священного Писания, ни из отеческих преданий... Господи, помилуй нас!»

В последний час своих страданий великий старец молился Господу со слезами: «Господи... помози мне, я от трудной телесной болезни изнемогаю, и силы мои душевные и телесные истощаются, и опасаюсь, дабы не возроптать на свою нестерпимую болезнь и не погрешить в этом пред Тобою, Создателем моим... »

В последнюю же минуту своей жизни великий духовный вождь и учитель, даже смертью своей назидающий братию, одержав последнюю в своей жизни и, быть может, самую великую победу над мучительницею плотию и человеконенавистником диаволом, произнес ясно и твердо великие и бессмертные слова, унесшие на воскрилиях своих душу его в вечность и запечатавшие прожитый на земле его век: «Слава Богу за все!» Сказав это, он медленно склонился на руку верного своего ученика игумена Макария и, несколько вздохнув, тихо и мирно преставился ко Пресвятой и Живоначальной Троице.

На похоронах народу было огромное множество. Со всей Святой Горы стеклись иноки и пустынножители отдать последний долг своему наставнику, кормильцу и благодетелю. Собралось их около 1000 человек. Погребли великого авву близ алтаря Пантелеимоновского собора, где обычно погребают только игуменов обители. Так завершил свой земной путь выдающийся подвижник, человек любви и самопожертвования, великий духовник, добрый отец и пастырь, обновитель и благоукраситель Пантелеимоновой обители, собиратель и организатор всего русского иночества на Афоне, духовный вождь и боговдохновенный наставник, воспитатель общежительных правил и вдохновитель ревностного подвижнического жития иеросхимонах Иероним.

Святость жизни отца Иеронима подтверждена многочисленными посмертными явлениями его братии монастыря, которые были бережно собраны и записаны в специальных книгах обители.

Икона Святой Живоначальной и Нераздельной Троицы, подаренная великим почившим старцем братии в память о нерушимости общежительных правил по благословению отца игумена Макария была помещена в алтаре Покровского собора над горним местом в особом киоте в виде солнца с позлащенными восьмиугольными лучами, где и находится до сего времени. Пред сею святою иконою была возожжена и горит по сей день неугасимая лампада. В силу значения и достоинства, каковые имеет эта икона для всего братства, она заняла первейшее и достойнейшее место среди всех монастырских святынь. Именно здесь, в алтаре Покровского собора, на Горнем Месте, бьется сердце русской обители и всего русского монашества на Афоне. И мы верим, что пока теплится пред сей священной иконой неугасимая лампада, дотоле жив и действенен будет завет отца нашего Иеронима, не умолкнет русская молитва на Святой Горе, и вера на Святой Руси не иссякнет, врата адовы не одолеют ее. Аминь!

Печатается по книге: "Русский Афонский Отечник XIX - XXвеков". - Святая Гора, Русский Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне, 2012

 

Более подробно о русском святогорском старце Иерониме (Соломенцове) см.:

Афонского старца Иеронима (Соломенцова) почтили в Русском на Афоне Свято-Пантелеимоновом монастыре

 

«Духовник Иероним. Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима (Соломенцова)». Первая часть девятого тома

 

Из воспоминаний о. Агафодора (Буданова) о русском святогорском старце иеросхимонахе Иерониме (Соломенцове)

 

Завещание афонского старца и духовника иеросхимонаха Иеронима (Соломенцова, +1885)

 

Афонский старец иеросхимонах Иероним (Соломенцов) и Константин Леонтьев

 

Восстановитель русского святогорского монашества старец–иеросхимонах Арсений Афонский (+1846)

 

 

 

 

 

Смотри также

Отдать жизнь за других: несколько фактов из жизни схимонаха Гликерия (Никитина). День памяти — 2 июня
У каждого человека есть хотя бы одна возможность в жизни доказать искренность своей веры к Богу, показать свою любовь к Нему и людям, но мы часто именно в этот …
Иеросхидиакон Бенедикт. День памяти — 24 декабря
Иеросхидиакон Венедикт, грек по происхождению, жил на Святой Горе Афон более 70-ти лет. Он был очень образованным и высокодуховным иноком. Патриарх Константинопольский трижды присылал …
Помощник неутомимого старца: Иеросхимонах Владимир (Колесников). День памяти — 23 декабря
Иеросхимонах Владимир (в миру Василий Васильевич Колесников) родился 27 июля 1851 года в селе Чудово Новгородской губернии. Его отец Василий и мать Евдокия скончались …
Секретарь афонского старца Макария иеросхимонах Мина (Буданов)
3 декабря 1888 года отошел ко Господу иеросхимонах Мина (Буданов) – многолетний секретарь афонского старца Макария (Сушкина), игумена Русского на …
Дело Божие надо делать, не откладывая: Иеросхимонах Арсений (Минин). День памяти — 30 ноября
Никто никогда не слышал из его уст праздного слова. Отец Арсений часто был молчалив и задумчив, присутствующие при нем чувствовали, что он в сердце своем …
Духовник и соборный старец: Иеросхимонах Феодорит (Константинов). День памяти — 19 ноября
Иеросхимонах Феодорит (в миру Федор Семенович Константинов) родился в 1856 году в крестьянской семье в селе Погожем Тимского уезда Курской губернии. Его мать звали …
Древнейший список чудотворной Казанской иконы Богоматери из Пантелеимонова монастыря на Афоне
4 ноября в Афонском Свято-Пантелеимоновом монастыре молитвенно почтили память Казанской чудотворной иконы Божией Матери, - сообщает корреспондент портала «Русский Афон».
Строгий подвижник и гостеприимный наместник: Иеросхимонах Герасим (Попов). День памяти — 26 октября
Иеросхимонах Герасим (в миру Глеб Петрович Попов) родился 24 июня 1859 года в крестьянской семье в селе Рожковеч Орловской губернии. Впоследствии семья его переехала …
Священномученик Иларион (Громов). День памяти — 11 октября
«Дорогой батюшка! Тяжело и горько нам живется, — писал будущий новомученик игумену Пантелеимонова монастыря. — Нет слов выразить Вам посетившей нас печали. Мы, …
Как научиться смирению: Схимонах Онисифор (Ищенко). День памяти — 11 октября
Схимонах Онисифор (в миру Онисим Карпович Ищенко) родился в 1872 году в крестьянской семье села Рубанское Брацлавскаго уезда Каменец-Подольской губернии. С детства он был молчаливым …