Святость и особое достоинство аскетической жизни своей преподобный Симон проявил дивными подвигами и чудесами, которые совершил как при жизни, так и по смерти, а особенно течением мира, подобно великомученику Димитрию Солунскому. Но откуда был он родом, кто были его родители, как воспитан и, наконец, где совершал начальные иноческие свои подвиги — об этом нет ни исторических сведений, ни даже местного предания. Что же касается прекрасной его жизни на Святой Афонской Горе, об этом расскажет следующее повествование.
Помня старческое изречение, что без послушания невозможно спастись, преподобный Симон прежде всего постарался после прихода на Святую Гору найти духовного старца, которому мог бы подчинить себя безусловно, чтобы он был не только верным водителем ко спасению и светлым образцом совершенного подвижничества, но и строгим судией его немощей. Поэтому, подобно оленю, жаждущему животворных струй источника, он проходил по всем монастырям и скитам Святой Горы, надеясь найти себе желаемого руководителя. При каждой встрече с иноками пришелец вступал с ними в подробные расспросы и рассуждения о добродетелях иноческих; и наконец, среди множества их, нашёл искомого старца, совершенного во всех отношениях подвижничества. Единственным правилом всех своих действий после открытия старцу всех обстоятельств минувшей жизни поставил он безусловную покорность всему, что бы ни повелевал ему старец, положил исполнять в точности и безо всякого размышления каждое из отеческих его слов, будто эти слова исходили не из уст старца, а от Самого Бога. Такая покорность ученика радовала учителя. Впрочем, чтобы не подать ему случая к тщеславным помыслам и вместе с тем укрепить его в опытах крестной жизни и безусловного послушания, старец вместо хвалы и снисхождения не только постоянно бранил его, но даже нередко и бил. А блаженный принимал это с великой радостью и благодарением. Следствием было то, что, когда старец вместо побоев и унижения начинал оказывать ему внимание, он скорбел и считал это важным ущербом в деле спасения. Таким образом, между ними воцарилась такая взаимность сердечной любви, которая составляет счастье и радость как родителей, так и детей и которой, к сожалению, иногда не пользуются ни те, ни другие. Сладкие плоды подобной любви преподобный очевидно проявлял, со своей стороны, в неподражаемом благоговении и привязанности к своему старцу. Эта привязанность простиралась до того, что он, когда старец спал, лобызал ноги его и даже место, где тот обыкновенно отдыхал после трудов своих или молитвенно беседовал с Богом. Все это он делал по чистым побуждениям сердца, что объяснялось его же словами. Он говорил другим, что сколько, с одной стороны, должны мы любить Бога, приведшего нас из небытия в бытие, столько же, с другой — и старца, ибо и этот последний при помощи Божией преобразует в нас внутреннего человека, некоторым образом восстанавливает и обновляет образ Божий, падший и сокрушённый нашим небрежением и тяжкими грехами. Так глубоко преподобный был проникнут чувством важности и необходимости безусловного повиновения старческой, а не собственной воле. Этим образом мыслей о добродетельной жизни преподобный Симон скоро прославился по всей Горе, так что равные с ним по возрасту благоговели перед ним, а старшие любили его. Потому что те и другие в юном его возрасте видели старческий разум, в подвигах — неподражаемое терпение, в разуме — совершенство, в слове — назидание, строгую рассудительность и, наконец, искреннюю ко всем любовь, составляющую венец всех добродетелей. Одним словом, святой Симон сделался на Святой Горе украшением своего времени и светлым образцом испытанного послушания, которое является незыблемым основанием смирения и прочих подвигов иночества. Наконец и старец, убедившись в истинно безусловном послушании Симона, совершенно изменился в обхождении с ним, так что с отеческой внимательностью он руководил им как послушником, а обходился с ним, как с братом, и даже в некоторых случаях просил его советов и рассуждений. Какие же были следствия такой перемены старческого отношения для смиренного Симона? Вместо того чтобы радоваться внимательности старца он чрезвычайно огорчался и решил оставить его под тем предлогом, что ищет себе совершенное безмолвие.
Когда передал он это своему старцу и, заливаясь слезами, начал просить его благословения, тот, хотя и с сердечным прискорбием, однако, изъявил старческое своё соизволение. Таким образом святой Симон расстался со своим старцем, для которого в последнее время был уже не столько учеником, сколько другом и дивным сподвижником.
Святой Симон долго искал на Святой Горе такую сокровенную пустынь, где бы никто не мог ни знать, ни найти его, пока, наконец, с Божией помощью не обрёл пустынную скалу, а при ней пещеру на южной стороне Святой Горы, где ныне существует монастырь Симонопетр, основанный, как увидим ниже, этим самым преподобным. Поселяясь в пещере, он, зная, что ему предстоит бороться с невидимыми врагами, облёкся при содействии Святого Духа в духовное оружие, облобызал крест, молитву, веру, терпение, пост и всё, что уничтожает демонские козни и возвышает человека до ангельской чистоты и младенческого бесстрастия. Трудно представить крепость и тайные сети и брань сатаны против святого Симона, который, впрочем, царственно наступил и попрал его гордыню и низложил все козни. Из множества таких случаев представим следующий. Однажды ночью святой молился — вдруг является перед ним демон в виде страшного дракона. Зевнув пастью, он хотел проглотить святого. Но так как не было на то соизволения свыше, не мог умертвить его, хотя одним ударом своего хвоста поверг преподобного наземь так сильно, что святой Симон в совершенном изнеможении чувств едва смог собраться с духом и воспеть с пророком: приближатися на мя злобнующым, еже снести плоти моя (Пс. 26: 2); Аз же яко глух не слышах и яко нем не отверзаяй уст своих (Пс. 37: 14). Между тем страшный дракон не преставал бить его хвостом с намерением, если не совсем умертвить, то, по крайней мере, навести страх, и таким образом выгнать из пустыни. Но вместо страха, несмотря на невыносимую боль, святой Симон обратился к Богу с молитвенным воплем страдальческой души, и, зная, что не чувственный дракон напал на него, а под видом его вооружился сатана, противопоставил ему имя Господа Саваофа, и дракон, как дым, исчез на виду у него. Следствием этого подвига и непостыдной надежды на помощь Господа было то, что едва только исчез демон, тихий Божественный свет разлился в пещере, повеял райский аромат, и святой Симон, исполненный сердечного веселья и мира, услышал свыше голос: «Мужайся и крепись, послушный и верный раб Сына Моего!»
Святой Симон остался по-прежнему в пещере и провёл в ней много лет, несмотря на постоянную борьбу с невидимым врагом своего спасения и на чрезвычайные скорби и лишения с внешней стороны.
Между тем, узнав о строгой его жизни и особенном духе ведения и рассудительности, многие из иноков Святой Горы начали приходить к нему; ибо, по Слову Божию, не может укрыться город, стоящий на верху горы (Мф. 5: 14), — и получали великую пользу душе своей от его советов. Вместе с тем он удостоился получить от Господа дар прозорливости и предвидения Впрочем, по своему смиренномудрию, не терпя, с одной стороны, славы, а с другой, — избегая докучливости людской, он тяготился своим положением, особенно когда увидел, что посещение братии служило препятствием его безмолвию, и потому хотел было перейти в место более пустынное. Но Бог, промышляющий и пекущийся о пользе и спасении всех и каждого, воспрепятствовал такому его намерению. А как это было — послушаем. Однажды ночью, упражняясь в молитве, преподобный увидел в пещере, как и прежде, Божественный свет; неизъяснимое благоухание разливалось вокруг него, и вот послышался ему свыше голос: «Симон, Симон, верный друг и служитель Сына Моего! Не удаляйся отсюда. Я решила прославить это место, ты будешь для него светом, и имя твоё будет славно». Сначала Симон из предосторожности не поверил видению: не сети ли это лукавого, зная, что, по словам апостола, сатана преобразуется и в Ангела светла. Поэтому он всё-таки не переставал думать, куда ему удалиться на безмолвие. Это было перед Рождеством Христовым. И вот однажды ночью, выйдя из пещеры, он увидел страшное явление: ему представилось, что с неба опустилась звезда и стала над скалой, где впоследствии создан им честный монастырь. Это видение повторялось несколько ночей подряд, но преподобный Симон всё-таки боялся — не действие ли это вражеское, а потому и не доверял ему. Когда же наступила ночь на Рождество Христово, он увидел снова светлую звезду, и услышал Божественный голос: «Симон! Ты должен здесь основать иноческое общежитие. Оставь твоё сомнение, Я Сама буду тебе Помощницей; а иначе за твоё неверие будешь наказан!» Голос этот слышал он трижды. И в это время (как говорил он впоследствии ученикам своим) ему представилось, что он находится в Вифлееме Иудейском на месте пастырей и слышит сладкие звуки ангельского пения: Не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям; слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! (Лк. 2: 10, 14). «После этого, — говорил святой, — страх и исступление оставили меня, и я веселился духовно, таинственно созерцал события ВиФлеемские, когда там, в яслях, Владычица Богородица и праведный Иосиф благоговейно предстояли Божественному Младенцу, повитому пеленами». Затем прошло несколько дней после Рождества Христова. И вот приходят к преподобному трое мирян, братия по плоти и люди очень богатые; припав к нему, они исповедались ему во всех грехах и потом стали убедительно упрашивать его о принятии их к себе в послушание. Это было следствием того, что слава добродетельной жизни преподобного пронеслась уже по Македонии и Фессалии. Не сразу склонился на прошение их святой Симон под предлогом великих трудностей, какие сопряжены с обетами иноческой жизни и безусловного послушания. Однако они, как свыше посланные в помощь преподобному при созидании киновии, не преставали умолять его, чтобы он оставил их при себе, по крайней мере, на несколько дней. «А если будешь не доволен нами, — говорили они, — тогда вышлешь нас отсюда». Такая усиленная их мольба тронула преподобного: он принял их, облёк в ангельский образ, приобщил на Литургии Пречистых Тайн*. Тогда-то уже, как своим детям по духу, он открыл им о Божественном видении, повторявшемся неоднократно над соседней скалой, прося никому не говорить об этом до тех пор, пока он жив. Братья, выслушав его, с любовью предложили преподобному всё свое богатство для устроения киновии и, по желанию и благословению его, занялись немедленным приготовлением всего нужного к этому столь важному и богоугодному делу. Явились мастера, были подготовлены материалы, оставалось только назначить место, где положить основной камень возникающей обители. Но когда преподобный Симон указал им, где строить церковь и прочие здания, строители ужаснулись, видя отвесную скалу, которая должна была, по его указанию, служить основанием обители. «Шутишь ты, авва, — говорили ему, — или говоришь правду? Посмотри, можно ли приняться за дело, когда эта скала может быть опасна для строителей, а тем более для тех, кто будет жить здесь? Как хочешь, а мы против». И дело, таким образом, осталось нерешённым. Между тем святой Симон, видя, что не может убедить их приступить к постройке, велел приготовить трапезу.
Когда они кушали, один из учеников преподобного, поднося вино, по зависти демонской, запнулся и упал со скалы вниз, в страшную пропасть, держа в одной руке сосуд, а в другой — налитый стакан вина. Поражённые несчастным случаем, мастера строго заметили преподобному: «Видишь, авва, начатки убийственных следствий твоего неосновательного предприятия! Сколько бы могло быть подобных случаев смертоубийства, если бы мы решились строить здесь обитель!» Святой ничего не отвечал им, а между тем втайне молился Владычице Богородице, да не постыдится он, ожидая Её заступление. И что же? Сколь неизреченны чудеса Твои, Владычица, и кто может восхвалить величие Твоё! Не прошло и получаса, как брат, неосторожно упавший в пропасть, вышел из неё с противоположной стороны не только совершенно здоровый и невредимый заступлением Пресвятой Богородицы, но и с неразбившимися стаканом и сосудом в руках, так что и вина не было пролито ни одной капли. Такое чудо привело мастеров в трепет и ужас; они пали к ногам святого и, прося прощения, говорили: «Теперь мы узнали, отче, что ты точно человек Божий». И по усердному их желанию все они были приняты преподобным в число учеников, и вскоре удостоены ангельского образа. Тогда-то под непосредственным наблюдением и по распоряжениям самого преподобного Симона ученики его, бывшие ранее мастеровыми, приступили к возведению монастыря. Но так как им нужно было прежде всего положить в основание огромной величины камень, то святой указал им на один, находившийся вблизи, и велел перенести его. А они, забыв чудо преподобного и видя, что нельзя не только донести эту тяжесть общими силами до назначенного места, но и сдвинуть её, стояли в недоумении и не знали, что делать. Видя это, святой подошёл к ним, и, напечатлев на том камне знамение животворящего креста, без посторонней помощи поднял его на свои плечи, и, принеся, положил там, где нужно. Таким образом он на деле показал истину слов, которые сказал Господь апостолам: Истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: „перейди отсюда туда", и она перейдёт (Мф. 17: 20). Человек, совершенно иссохший от постнических трудов и подвижнической жизни, поднимает тяжесть, превышающую человеческие силы. Не видно ли из этого, что преподобный стал очевидным орудием всемогущей десницы Вышнего, что подтверждается и следующим чудом. Когда монастырь, которому преподобный из-за явившейся над ним звезды дал имя Нового Вифлеема, был устроен, и братство его умножилось, у монастырской пристани показались хищные сарацины, желающие разграбить обитель. Заметив неприязненные их действия, святой в сопровождении некоторых своих учеников, спустился к пристани и поднёс им хлеб и плоды. Сарацины взяли приношение, но, желая расхитить монастырские сокровища, приступили к преподобному и требовали, чтобы он показал им начальника обители. Святой кротко отвечал им, что смиренный настоятель её — он сам и что, кроме вынесенных к ним даров, у них ничего нет. Разбойники, недовольные таким ответом, бросились с неистовством на святого, как дикие звери, а один даже обнажил меч, чтобы убить его. Но Бог не допустил этого: рука дерзкого убийцы внезапно иссохла, а прочие сарацины поражены были слепотой. Вразумлённые таким Небесным гневом, злодеи в один голос закричали: «Аллах, аллах», — и, заливаясь слезами, смиренно начали просить святого об исцелении. «Умилосердись над нами, авва, — вопияли они, — и исцели нас; мы даём слово быть христианами!»
(память 28 декабря/10 января;)